Владимир Мишалов: «Своими успехами в хирургии я, прежде всего, обязан учителям»

В извечном круговороте хирургических будней нет места, пожалуй, одному — свободному времени. А если хирург еще и преподаватель, заведующий кафедрой, проректор Национального медицинского университета им. А. А. Богомольца,

В извечном круговороте хирургических будней нет места, пожалуй, одному — свободному времени. А если хирург еще и преподаватель, заведующий кафедрой, проректор Национального медицинского университета им. А. А. Богомольца, шеф-редактор журнала, об этом и говорить нечего.

Наш разговор с доктором медицинских наук, профессором Владимиром Григорьевичем Мишаловым откладывался сначала на дни, недели, потом — на месяцы. Договариваясь о встрече и в очередной раз отменяя ее, мы попадали в замкнутый круг новых дел, убеждая друг друга краткими телефонными звонками в том, что встреча состоится, но работа — прежде всего.

Работать с Мишаловым всегда приятно — он энергичен, понятлив, информативен, обязателен. Легко идет на контакт, умеет слушать собеседника, в высказываниях правдив, никогда не теряет присутствия духа и чувства юмора. Живой взгляд, быстрая реакция, всепоглощающая страсть к своей профессии — эти черты как нельзя лучше характеризуют человека, выбравшего сложную и ответственную профессию хирурга.

«Каждый человек с детства мечтает стать тем или иным специалистом, — улыбается Владимир Григорьевич. — Я исключение из правил. Положа руку на сердце, признаюсь, что о медицине, тем более о хирургии, даже не думал. Знал, что мои двоюродные деды были врачами, но это никак не повлияло на мой выбор. Помню, как по старой семейной традиции, раз или два в год они из столицы приезжали к нам, в районный центр Шполу Черкасской области. Вся большая семья, человек пятьдесят, садилась за огромный стол на улице, оказывала глубокое почтение знаменитым родственникам.

Мамин отец, мой дед, которого расстреляли в 30-е годы, имел семерых братьев и сестер, из которых Иван стал ветеринаром, Леонид — оториноларингологом, Михаил — хирургом. Все они профессора. Выходцы из крестьян, они сумели получить высшее образование и поддерживали друг друга на протяжении жизни. Особую поддержку и уважение оказывали моей бабушке, поскольку она рано осталась без мужа, а он был старший в семье. Традиция собираться вместе сохранялась до 70-х годов, я жалею, что сегодня она утрачена».

Будучи десятиклассником, Володя Мишалов познакомился с очень интересным человеком. В Шполу приехал капитан, который участвовал в первых испытаниях ядерных боеголовок. Большой фанат армейской службы, он убеждал вихрастых пацанов в том, что лучше армии для настоящего мужчины ничего не существует. «Что может быть лучше профессии офицера», — говорил он. Многие ребята после этих разговоров «заболели» армией и Володя в том числе. Но куда поступать? Капитан посоветовал в Курганское высшее военно-политическое летное училище. Будущий солдат подготовил документы, сдал их в военкомат, прошел конкурсную комиссию… и забрал, подав в последние часы приема в Киевский медицинский институт.

— Бывают моменты в жизни, когда человека на каком-то этапе заклинивает. Именно это случилось со мной. Мне вдруг захотелось пойти в медицину. Тогда я и не представлял своего будущего в этой профессии, но документы подал, сдал четыре положенных экзамена, набрал хороший средний балл и был зачислен на первый курс. До пятого курса о хирургии не думал, посещал все кружки подряд, собирался работать врачом на кафедре физиологии или анатомии. Но опять-таки наступил момент выбора, и я задался вопросом — что делать? Для науки я не такой умный, а в хирургии что-то смогу сделать руками, что-то головой, уже будет легче (смеется). Так я принял решение идти в хирургию.

Сегодня Владимир Григорьевич, за плечами которого большой стаж работы, огромный опыт и знания, признается, что сначала было страшновато. Со временем он привык быть ответственным за жизни людей. Но самое главное, что молодой врач не на словах, а на деле хотел стать настоящим хирургом. Во многом на долгом и трудном пути постижения профессии ему везло. В первую очередь, везло на хороших учителей.

— Без хороших учителей добиться желаемых результатов в хирургии практически невозможно. Когда хирурги говорят, что у меня был только один учитель, я не верю. Во всяком случае, у меня учителей было много. Один из первых — профессор Юрий Николаевич Махнюк. Помню, как он приходил на лекции, красивый худощавый человек, курил «Мальборо», а мы, студенты, вдыхали запах незнакомых сигарет. Была середина 70-х годов, профессор Махнюк недавно вернулся из-за границы, где был лечащим врачом короля Непала и, конечно, мог себе позволить курить такие сигареты. Когда подошло время интернатуры, я попросился на кафедру Ю. Н. Махнюка. Вот тогда и увидел впервые операции на сердце, которые он выполнял. Это были небольшие и, в общем-то, несложные операции, но тогда они потрясли меня, ведь кардиохирургия — это нечто особенное.

Следующим учителем стал профессор Макар Петрович Черенько, изумительный хирург, хороший человек, но совершенно другого плана. Если Ю. Н. Махнюк был натурой широкой, мог запросто поговорить со студентами, порассуждать на какую-то тему, то Черенько был полной противоположностью. Спокойный, уравновешенный, он прекрасно оперировал щитовидную железу, которая требует аккуратности и не терпит поспешности действий. Так я познакомился с иным подходом в хирургии.

В общей хирургии В. Г. Мишалов проработал три года. Это было тяжелое время — хотел получить максимум знаний, наработать опыт, поэтому работал не покладая рук, днем и ночью: 23 ночи в месяц молодой хирург проводил в клинике и только 5-7 — дома. Ночные дежурства по скорой помощи в те годы — это 30-50 больных, из которых почти половина нуждались в операциях. Часто операции шли без перерыва, одна за другой. Хирурги останавливались только тогда, когда уже было невмоготу.

— Мною двигало огромное желание оперировать. Операций было много, это давало возможность учиться. Какие-то вмешательства проводил самостоятельно, на каких-то операциях ассистировал, постепенно нарабатывал опыт, и спустя некоторое время большинство стандартных операций я уже проводил автоматически. Честно говоря, общая хирургия меня засосала. И, как это часто бывает у молодых, мне захотелось попробовать свои силы в других разделах хирургии. В этот момент судьба меня свела с уникальным хирургом, академиком Александром Алексеевичем Шалимовым, который предложил перейти работать в его Институт. Будучи сотрудником Института, я на всю жизнь запомнил его напутственные слова: «Если хочешь стать хорошим хирургом, ты должен пройти по всем разделам хирургии и ни в коем случае не замыкаться на чем-то одном. Выбор произойдет сам собой, но это случится позже, а пока учись».

Сам А. А. Шалимов оперировал абсолютно все патологии. На одном из съездов хирургов, который проходил в Киеве, Шалимов провел показательные операции: в течение четырех часов он выполнял разноплановые вмешательства одновременно на семи столах: резекцию желудка, операции на сосудах, печени, поджелудочной железе, сердце и т.д. Собравшиеся специалисты, в том числе и один из величайших хирургов бывшего Союза, профессор Борис Васильевич Петровский, были поражены. Шалимов на деле подтверждал свое глубочайшее мнение — хирург должен быть универсален. До сих пор В.Г. Мишалов считает, что ему очень повезло, работая под руководством такого выдающегося хирурга и ученого, — Александр Алексеевич не только не мешал своим ученикам совершенствоваться, наоборот, благословлял их на это. По его настоянию Мишалов прошел и через отделение интенсивной терапии и реанимации.

— Сегодня я не устаю повторять сотрудникам: рукоделию можно научить и мартышку. У врача, тем более у хирурга, должны работать не только руки, а, прежде всего, голова. Работа в реанимации научила меня думать. Никогда, ни при каких обстоятельствах хирург не должен превышать свои возможности и возможности организма человека, которого он оперирует, потому что больной может погибнуть. Хирург должен просчитать все «за» и «против», соотнести эту информацию с квалификацией, опытом персонала и возможностями отделения на данный момент.

Институт хирургии стал для Владимира Григорьевича не только вехой в плане хирургического мастерства, в этих стенах произошло и его становление как ученого. Указал ему на это направление деятельности заведующий экспериментальным отделом, профессор Юрий Александрович Фурманов, который любил повторять: «Хирургом и врачом быть хорошо, но надо быть еще и ученым». После того как В. Г. Мишалов прошел все отделы Института, Фурманов взял его в лабораторию экспериментальной хирургии и сказал: «Дерзай». Было это в начале 80-х годов, когда только начинала развиваться микрососудистая хирургия. Под руководством Ю. А. Фурманова и известного хирурга Н. Ф. Дрюка молодой ученый отрабатывал в эксперименте модели трансплантации пальцев, кисти, стопы и т. д. Замучив в ходе работы несколько тысяч крыс, он все же освоил секреты микрососудистого шва и даже выполнил кандидатскую диссертацию на эту тему.

— Именно Ю. А. Фурманов научил меня работать с литературой, проводить эксперименты на животных, вдохновил на занятие наукой. В этом его большая заслуга. Когда я выполнил кандидатскую, Шалимов вызвал меня и спросил: «Ну что, созрел для микрососудистой хирургии?» — «Созрел», — ответил я.

И начались бессонные ночи в микрососудистом отделении. О выходных пришлось забыть. Кроме плановых операций, мы занимались аутотрансплантацией. И учились, учились, учились не столько по литературным источникам, сколько на собственных ошибках. Казалось бы, что такое пришить палец? Элементарно. Это потом нам стало ясно, функции каких пальцев подлежат восстановлению, а каких нет. Наработав опыт, я смог маленькому ребенку впервые пришить стопу выше голеностопного сустава. Об этой, на то время уникальной, операции сняли документальный фильм, его показывали по всему Союзу.

Освоив микрососудистую хирургию, по настоянию А. А. Шалимова Владимир Мишалов занялся сосудистой хирургией, затем кардиохирургией. Со временем в Институте был создан новый отдел сердечно-сосудистой хирургии. Операции на сердце таили много неизведанного, всему приходилось учиться заново. Первым учителем Мишалова стал академик Николай Михайлович Амосов, за действиями которого сначала он просто наблюдал, чувствуя страх, замешательство и неуверенность в своих силах, но уже через несколько месяцев впервые выступил ассистентом у великого кардиохирурга.

— Конечно, этот этап работы наложил на меня большой отпечаток. Амосов всегда учил: главное — не спешить, но при этом делать все возможное для спасения жизни пациента, точно и быстро. Я увидел тяжелые будни сердечных хирургов — нигде после оперативных вмешательств не погибает столько людей, сколько в кардиохирургии. Многое зависит от профессионализма хирурга, его интуиции, а многое — от Бога, душевного и физического состояния пациента, его родственников и т.д. Пройдя обучение в клинике Амосова, я поехал совершенствоваться в Литву, Латвию, чуть позже в зарубежные клиники.

При операциях аортокоронарного шунтирования тогда мы получали лучшие результаты, чем в Институте сердечно-сосудистой хирургии, хотя по количеству операций конкурировать с ним не могли. Одними из первых в Украине мы стали проводить операции при распространенном атеросклерозе, когда у больного поражены несколько сосудистых бассейнов, до этого такие пациенты считались неоперабельными.

К тому времени в Институте сменилось руководство, и к проведению тяжелых операций, часто оканчивавшихся неблагоприятным исходом для пациентов, стали относиться с большей бюрократической осторожностью. Однако В.Г. Мишалов, который к тому времени защитил докторскую диссертацию в указанной области, и его коллеги прекрасно понимали, что, не делая ничего, ожидать лучшего будущего для этой категории больных просто нереально. В конце концов, им удалось отстоять свою точку зрения. Сначала из трех прооперированных выжил один пациент, затем из пяти — четверо.

Отдел сердечно-сосудистой хирургии успешно развивался. В начале 90-х годов В. Г. Мишалову удалось привлечь спонсоров, вложивших немалые деньги в его переоборудование и ремонт помещений. Тогда многие задавались вопросом — зачем? Но Мишалов считал, что это крайне необходимо. При Институте открылась аптека — когда в городе нельзя было достать лекарства, аптека имела все необходимое. Затратив большие силы и энергию на пробивание то одних, то других проектов и идей, профессор В. Г. Мишалов из Института ушел, получив предложение возглавить новую кафедру Национального медицинского университета им. А. А. Богомольца, поскольку всегда считал, что к новому направлению нужно привлекать как можно больше молодежи.

— В то время у нас не хватало кафедр по госпитальной хирургии. Предложение ректора университета Е. И. Гончарука, хотя и было заманчивым, но создать кафедру на голом месте… Я долго не решался на этот шаг. Я хирург, мне нравится моя профессия. И окунуться в организационную работу было тяжело даже психологически. Меня поддержал мой учитель Николай Михайлович Амосов, который сказал: «Став руководителем кафедры, ты сможешь принимать самостоятельные решения, создать на ее базе клинику». И я дал положительный ответ.

Начинал с нуля. Первые полгода работы вспоминаю, как страшный сон: я постоянно нервничал, переживал. Как правильно подобрать людей, как построить работу, с чего начинать? Сначала, если не ошибаюсь, принял на работу 7 человек и признателен, что ни один из них меня не подвел. За пять лет наш коллектив увеличился до 17 человек, постепенно вырисовалась схема работы: каждый из сотрудников кафедры — специалист в своей области. Уже сдали экзамены наши первые студенты. Таковы первые итоги. Конечно, проблем было много, по всей видимости, их будет еще больше, но уже виден какой-то просвет.

Предполагаю, что, как ни тяжело было, Владимир Григорьевич все же немножко кривит душой, говоря, что сегодня он не взялся бы за такое трудоемкое дело. Что, как не стремление к освоению нового и, на первый взгляд, неподъемного, питает энтузиазм такого рода людей, как профессор Мишалов? Когда кафедра была организована, налажена работа, он загорелся идеей создать хирургическую клинику, в которой сконцентрировать общую и лапароскопическую, сердечно-сосудистую и рентгеноваскулярную, пластическую и реконструктивную хирургию. Прошло пять лет, и Киевский городской центр хирургии — своеобразный мини-институт — полноценно функционирует на базе Киевской городской центральной клинической больницы. Благодаря тесным контактам с Киевской городской госадминистрацией, непосредственной поддержке заместителя ее главы В. Г. Бедного профессору Мишалову удалось добиться финансирования кардиологической программы. Сегодня киевлянам за счет государственного бюджета оплачивают клапаны сердца, оксигенаторы, электрокардиостимуляторы, шовный материал. «Конечно, — говорит руководитель клиники, — хочется, чтобы это финансирование было во много раз больше, но уже тот положительный факт, что значительной части больных, поступающих к нам с инфарктом миокарда, мы в состоянии предоставить квалифицированную помощь, заставляет думать, что наши усилия затрачены не зря».

— Меня часто спрашивают, почему наш Центр заключил договор о совместной работе только с Институтом сердечно-сосудистой хирургии им. Н. М. Амосова АМН Украины. Да потому, что наши отношения построены исключительно на тесном взаимопонимании. Помощь квалифицированных специалистов клиники Амосова всегда была нужна, особенно, когда мы только начинали свою деятельность. Если, обследуя больного, мы видели, что не можем оказать ему необходимую помощь, то передавали его своим коллегам-хирургам. Если к нам поступал тяжелый нетранспортабельный больной, они приезжали и оперировали на нашей базе. Сейчас мы выполняем весь объем операций на сердце, но при экстренной ситуации всегда обращаемся в Институт за помощью. Надеемся развивать такие отношения и с другими клиниками. То, что мы планируем заняться пересадкой органов, иногда вызывает недоверие и скептицизм: мол, будете делать 2-3 трансплантации в год, ну и что? Да, пусть сначала 2-3, но рано или поздно сделаем 50. Сделаем, не сомневайтесь! Я не спорю, в специализированных институтах должны проводить самые сложные операции, но ведь никто не запрещает искать другим свою нишу для реализации знаний, опыта, возможности применять их, чтобы помочь как можно большему количеству людей.

Избрав своей профессией хирургию, В. Г. Мишалов ни разу в жизни не пожалел о таком решении. Однако, пройдя все ее разделы, освоив технику проведения большого числа разноплановых операций, он так и не остановился на чем-то одном. Перебирая в памяти сделанное, анализируя этапы профессиональной деятельности, он признается, что долгое время его привязанностью была коронарная хирургия, позже особым пристрастием — операции у больных с тромбоэмболией легочной артерии, сегодня — оперативные вмешательства при распространенном атеросклерозе, а также лапароскопические операции. В прошлом году 80% сосудистых операций ПГФС выполнены с использованием лапароскопического метода.

Интереснейшим разделом, имеющим большое будущее в Украине, считает профессор В. Г. Мишалов пластическую и реконструктивную хирургию. Философски относится даже к такому деликатному ее направлению, как изменение пола — как-никак, а благодаря пониманию проблемы транссексуализма сотрудниками отделения, их энтузиазму клиника стала ведущей по количеству этих трудоемких, часто многоэтапных, рассчитанных на несколько лет операций. «Я часто спрашиваю себя, болезнь это или прихоть? — размышляет Владимир Григорьевич. — Какими критериями в первую очередь мы, врачи, должны руководствоваться, медицинскими или человеческими? И прихожу к выводу, что, наверное, человеческими, ведь счастье каждый человек понимает по-своему. Для этих людей счастье заключается в единении внутреннего и внешнего «я». Мы часто докладываем о результатах этих операций на международных конференциях, и выступления всегда находят положительный отклик у аудитории».

Кроме операций, научной деятельности, работы над новым журналом «Серце і судини», который профессор В. Г. Мишалов основал вместе с супругой, известным врачом кардиологом, членом-корреспондентом АМН Украины Екатериной Николаевной Амосовой, он ежедневно много времени уделяет работе со студентами. На систему обучения в медицинских вузах у Владимира Григорьевича своя особая точка зрения.

— Я не полностью поддерживаю систему образования, которую мы сегодня имеем. Да, в ней много положительного, но есть и много недостатков. Например, не должно из-за количества теряться качество. Мы же позволяем неуспевающему студенту энное количество раз пересдавать экзамены. Три пересдачи, я еще понимаю, но больше! Когда спрашиваешь у экзаменатора: а вы, глубокоуважаемый Иван Иванович, хотите, чтобы вас лечил врач, который десять раз приходил к вам пересдавать экзамен? В ответ слышишь: нет. При этом обязательно добавляет, что к себе на работу его не возьмет. Но ведь он попадет в другую клинику! Или будет управлять теми, кто умеет работать. Я считаю, что вуз должен набирать студентов, обучать их, а принимать экзамены — прерогатива независимой экспертной экзаменационной комиссии, состоящей из преподавателей университета, представителей системы здравоохранения, работодателей. Такая система введена во всем мире. Причем, на старших курсах — более жесткий отбор. У нас же, наоборот, на втором курсе еще могут пригрозить отчислением, а на шестом тянут двоечника изо всех сил, мотивируя тем, что он шесть лет отучился. Заканчивать вуз должны не более 30% обучающихся, только при таком условии можно ставить вопрос о качестве медицинской помощи и профессионализме наших врачей.

Хотелось бы, наконец, внедрить такую схему обучения, когда старшие обучают младших: профессора — доцентов, доценты — ассистентов, преподаватели — студентов старших курсов, аспиранты — клинических ординаторов. Так должно быть. В частности, профессор должен иметь двух, трех и более учеников и обучать их несколько лет. О качестве такого обучения можно будет судить, когда в одной клинике будут работать ученики профессоров Фомина, Братуся, Мишалова — их успехи скажут и о нашем профессионализме как учителей. Кроме того, студенты обязательно должны иметь право выбора преподавателя, тогда обучение будет «штучным», а значит, более качественным и, соответственно, более дорогостоящим. Но ведь наше общество не такое богатое, чтобы платить дешево.

В нашем медицинском университете функционируют 78 кафедр, которые за время обучения проходят студенты. Сначала они сдают дифференцированные зачеты, затем экзамены по специальностям. Могу сказать, что ни один нормальный человек удержать в памяти такое количество информации не может. Поэтому красный диплом в большинстве случаев — вряд ли показатель качества знаний студента. Оканчивая институт, студент, даже готовясь стать хирургом, прежде всего, должен быть врачом, умеющим оказывать квалифицированную помощь людям. Пусть он будет не столь много знать в хирургии, но базовые знания должны быть прочными. Истинно образованный врач должен уметь лечить больного, а не проявления заболевания, как это мы наблюдаем сегодня. Я считаю, что 78 предметов, которые изучают студенты в течение шести лет обучения, должны быть систематизированы и разделены на обязательные и факультативные. Тогда у студентов останется больше времени для детального изучения той специальности, которой они хотят посвятить свою жизнь.

На наших кафедрах работают очень много ученых. А вот практикующих врачей — меньше. Это тоже не совсем верный подход. В преподавательской деятельности также должны принимать участие врачи-практики, хорошо знающие дело, умеющие доходчиво объяснить студенту ту или иную проблему. Так будет лучше и для студентов, и для пациентов. Врач сам должен стремиться к научной работе: умение находить закономерности в диагностике, терапевтическом или хирургическом лечении поможет ему двигаться вперед, совершенствовать профессионализм, применять новые знания на практике.

На вопрос, удается ли сделать что-то полезное вне профессии, Владимир Григорьевич отрицательно кивает головой. По его словам, есть специальности, которые требуют постоянного нахождения на рабочем месте, в частности, это — хирургия. Значительную часть времени хирурги находятся наедине со своими больными. Они ответственны за их жизнь, здоровье и будущее.

«Ощущение даже какого-то малейшего неверного движения давит на психику, — признается мой собеседник. — Неправильно сделал разрез, значит, можешь рассечь сосуд, получить осложнения, которые могут привести к гибели пациента. Эту ответственность кто-то не выдерживает и находит себя в других видах деятельности. До сих пор не могу дать однозначного ответа, почему среди нашего брата много таких, кто хорошо пишет картины, стихи, книги, музицирует или просто ценит искусство. Может, это своего рода психологическая разрядка, а может, причина как раз в том, что профессия врача — тоже искусство».

— К сожалению, истинных врачей у нас — незначительное количество. Как часто случается видеть автора 50 монографий, который неизвестно когда в последний раз был в операционной или даже не помнит, когда консультировал больного. Это, кстати, в полной мере относится и к системе образования. Не может такой врач обучать студентов. Врач должен учить своим примером — меньшую часть времени тратить на пояснение сути проблемы, остальное время — идти к больным в палату или в операционную и показывать, как эти знания применять на практике. Такое обучение будет намного эффективнее.

На вопрос корреспондента о том, что его, как человека, хирурга, ученого, потрясло в последнее время, В. Г. Мишалов ответил следующее.

— Я подошел к тому возрасту, когда тяжело определить, что же в действительности называть потрясением. Когда был юным, впечатляло все новое, что видел, узнавал, делал. Стал отцом, все эмоции заняла дочка — сказала первое слово, сделала первые шаги. Это было незабываемо. К сожалению, чем старше человек, тем он становится черствее, жестче, непримиримее, циничнее. Поэтому сейчас меня больше потрясают негативные моменты. Например, тот факт, что за столько лет независимости мы и я, в частности, почти ничего и не сделали для благополучия наших граждан. То ли ничего изменить не можем, то ли не хотим менять. Потрясает безверие, наплевательское отношение ко всему. Страшно, что это стало нормой. Если нам раньше что-то хотелось сделать по совести, был порыв души, то теперь люди действуют зачастую, исходя из критериев модно или не модно, выгодно или невыгодно. Потрясает человеческое непостоянство во взглядах и поступках. Потрясает, потому что от человека всегда ожидаешь лучшего, во всяком случае, таково мое мировоззрение. Обидно, когда ошибаюсь в людях. Может, действительно, стоит прислушаться к совету — сначала найти в человеке плохое, чтобы, если он окажется лучше, потом приятно удивиться? Говорят, так легче жить.