Ученый-эпидемиолог видел будущее науки

C известным историком медицины, заслуженным деятелем науки и техники, профессором А.А. Грандо мы вели беседу, далекую от истории: об упадке санитарно-просветительной работы, о низкой осведомленности населения даже с азами санитарных знаний, – и это в пору стремительного распространения наркомании, СПИДа, венерических и прочих инфекционных заболеваний.

Говорили о недооценке государством профилактической медицины. За годы независимости Украины были приняты сотни президентских указов, постановлений Кабинета Министров, приказов Минздрава по реформированию системы здравоохранения, касающихся в основном медицины лечебной. И ни одной национальной и даже региональной программы, направленной на развитие медицины профилактической.

Не ведется настоящая пропаганда здорового образа жизни. Лишь общие фразы, когда у нас неуклонно повышается уровень заболеваемости и смертности, очень низка продолжительность жизни, соизмеримая уже со странами Африки. А легкомысленное отношение наших сограждан к сохранению здоровья стало элементом национального менталитета. В моду вошло курение женщин, в государстве около миллиона только зарегистрированных алкоголиков. Что же мешает по-настоящему наладить санитарно-просветительную работу? Да, не хватает средств, но, с другой стороны, следует признать и шаблонные подходы к пропаганде здорового образа жизни. Следовало бы, наконец, встряхнуться, применить новые, нестандартные подходы к воздействию на сознание населения.

Обидный парадокс: в тяжелейшие для Украины времена – годы гражданской войны, годы разрухи после Отечественной – врачи-энтузиасты находили неординарные средства, чтобы заинтересовать людей своими идеями сохранения нации, чего не скажешь о нашем времени, сокрушался Александр Абрамович Грандо. И рассказал мне эпизод из истории отечественной медицины, кстати, подтвержденный документами Центрального исторического архива г. Киева.

Суд над гражданкой Гуновой

Это было в Одессе, в 1920 году. Шла гражданская война. Голод, разруха, свирепствовали тиф, холера. Горстка врачей, фельдшеров ежедневно рисковали жизнью, стремясь ликвидировать эпидемию. И какой ценой! В архивах сохранилась тогдашняя статистика: в 1919 году смертность от сыпного тифа среди медиков Украины составляла 22 процента, тогда как среди населения лишь 5-7 процентов. Все меньше и меньше оставалось медработников, острее становилась ситуация. И Одесса не составляла исключения.

Стали советоваться: что делать? Представитель местных властей предложил усилить противоэпидемическую пропаганду в массах.

– Уже усиливали! – воскликнул врач-эпидемиолог Лев Громашевский. – Народ голоден, ему не до лекций…

– Возможно. Но разве обязательны лекции? А может, нужен иной подход? Вот вы бы, молодой человек, и подумали над этим вопросом. Вам как заведующему городской дезстанцией и карты в руки…

Лев Громашевский уже был известен в медицинских кругах Одессы. Это он создал дезинфекционную станцию – первую в России и Украине.

– Так, может, вы, молодой человек, придумаете что-то? – сказал ему на прощанье представитель местной власти.

И Громашевский придумал…

В июле 1920 года в Одессе в районе Пересыпи появились объявления о том, что в такой-то день и час состоится публичный суд над гражданкой Гуновой, злостно нарушавшей установленный законом противоэпидемический режим, что способствовало распространению холеры.

В назначенное время площадь заполнили заинтригованные одесситы: такого еще не бывало. Люди подходили и подходили, мальчишки облепили заборы и деревья – интересно, что же это будет за суд. Все было на полном серьезе: на площадь прибыли прокурор, судья, народные заседатели, заняли места за большим столом, накрытым красной скатертью. Судья пригласила к рассмотрению дела адвоката. Место за столом предложили и врачу Льву Громашевскому, согласившемуся выступить в роли общественного обвинителя. Врач, а именно он был инициатором проведения суда, смотрел на огромную толпу людей и думал: никакими усилиями ему с коллегами не удалось бы собрать столько людей на лекцию о мерах борьбы с эпидемиями.

Судебный процесс шел настолько естественно, что ни у кого из присутствующих даже мысли не возникало, что это просто пропагандистский прием. Тем более, что в те времена за нарушение противоэпидемического режима закон действительно предусматривал наказание вплоть до лишения свободы.

Выступил государственный обвинитель. Он акцентировал внимание на необходимости выполнения норм закона, говорил об ответственности каждого, кто будет злостно нарушать установленный противоэпидемический режим. Затем слово предоставили общественному обвинителю. Лев Громашевский популярно объяснил, как нужно вести себя во время эпидемии инфекционных болезней и как дорого обходится одесситам игнорирование рекомендованных санитарных норм. И что со злостными нарушителями необходимо бороться по всем правилам военного времени. Но до этого можно и не допустить…

Подсудимая гражданка Гунова сидела на табурете перед судебной коллегией (сзади нее стоял конвоир с ружьем) и горько плакала. Она каялась, со слезами на глазах заверяла судей и прокурора, что если проявят к ней милосердие, то она никогда больше не будет нарушать установленные санитарные правила.

И тут выступил защитник. Он упирал на то, что, мол, гражданка Гунова нарушала правила не по злому умыслу, а по незнанию, по своей темноте, исключительно из-за своего пролетарского происхождения, что она не буржуйка, не имела средств, чтобы учиться. И попросил судей учесть это важное обстоятельство. Слово снова предоставили общественному обвинителю, поскольку, как заметила судья, защитник сообщил о новых обстоятельствах – о пролетарском происхождении подсудимой.

Площадь замерла: что же скажет общественный обвинитель? Похоже, именно от его позиции будет зависеть участь гражданки Гуновой. И молодой врач продемонстрировал силу своего таланта – его слушали, затаив дыхание. По существу, это была лекция, но такая, что противоэпидемический режим стал понятен каждому. Пользуясь случаем, которого, может, больше и не представится, Громашевский призвал желающих записываться в добровольные противоэпидемические отряды по борьбе с тифом и холерой. «Но это уже после окончания суда», – добавил он.

Суд, как и положено по процедуре, удалился на совещание. Сотни людей ждали, высказывая свои прогнозы относительно судьбы гражданки Гуновой. «Неужели действительно упекут?». – «Да она же так раскаивалась – не должны»…

Судья огласила приговор: пять лет лишения свободы. На площади–мертвая тишина. Судья выдержала паузу и добавила: «Но, учитывая пролетарское происхождение подсудимой и ее искреннее раскаяние, приговор считать условным. Гражданку Гунову из-под стражи освободить, но обязать ее пойти работать в холерный барак с целью ее окончательного перевоспитания».

– Вот такой эпизод был в жизни Льва Васильевича Громашевского, – заметил профессор Грандо, окончив свой рассказ. С той поры прошло много времени. Общественность столицы Украины отмечала юбилей академика. Вот тогда я и напомнил ему о случае из его далекой молодости. А сколько еще было событий в жизни этого замечательного человека! Почему бы вам не написать о нем? В назидание нынешнему поколению врачей-инфекционистов в эпидемиологов…

Я воспользовался советом профессора Грандо. И образ ученого-одессита раскрылся передо мной во всей его широте, так как он не был типичным академическим ученым.

За Полярным кругом

Прослеживая вехи жизни и деятельности ученого, мне мысленно пришлось еще раз возвратиться в Одессу, но на десять лет раньше.

Это был 1910-й. Студент Новороссийского (Одесского) университета оказался под колпаком местного жандармского управления. За последние годы его трижды арестовывали за революционную деятельность, за принадлежность к социал-демократической организации. И выслали в далекую Оренбургскую губернию. Однако ссыльному нужно было заканчивать университет, и он вскоре совершил побег. В Одессу возвратился под другим именем. Оставалось всего несколько месяцев до окончания курса, когда его снова настигло жандармское управление. Теперь его сослали почти на край света – в Архангельскую губернию, в городок Пинегу, что за Полярным кругом. Под усиленный надзор полиции.

Мир белого безмолвия, вынужденное бездействие, тоска, бесперспективность. Но, как говорится, нет худа без добра. Хотя «добро» и оказалось весьма сомнительным.

Из Архангельска прибыл офицер жандармского управления. От него Громашевский узнал, что в Маньчжурии, почти на границе с Россией, свирепствует эпидемия легочной чумы. Формируется противочумная экспедиция из добровольцев. Но таковых, конечно, немного – риск слишком велик.

Легочная чума – самая опасная форма этого заболевания, смертность стопроцентная, средств защиты нет. Но миссия-то гуманная: речь идет о спасении сотен, тысяч людей, ради такой благородной цели можно рискнуть. И ссыльный пишет прошение о разрешении участвовать в ликвидации эпидемии. Представитель власти обрадовался: слишком беспокоен этот неблагонадежный, много хлопот из-за него. Легочная чума в Маньчжурии его навсегда успокоит – на одного бунтовщика будет меньше в Российской империи.

И Лев Громашевский попал в самый эпицентр маньчжурской чумной эпидемии. В составе так называемых летучих санитарных отрядов он обнаруживал и доставлял на противочумный пункт заболевших китайцев, дезинфицировал их убогие фанзы, проводил различные противоэпидемические мероприятия, лечил больных, убирал трупы, во множестве появившиеся в Харбине и других населенных пунктах, препятствовал распространению эпидемии на территорию России. Риск для жизни действительно был очень велик – три четверти личного состава российской противочумной экспедиции, возглавляемой профессором Даниилом Заболотным, погибли, заразившись от больных чумой.

Вопреки жандармским прогнозам ссыльный Громашевский уцелел. И «за проявленное мужество и самоотверженность в борьбе с чумой» его освободили из-под гласного надзора полиции, разрешили защитить врачебный диплом в Одессе. Чем он и воспользовался.

Получив диплом лекаря с отличием, Громашевский отправился работать в редкой по тем временам должности эпидемического врача в Астраханскую губернию: там была эпидемия сыпного тифа и холеры. Затем, возвратясь в Украину, работал в Подольской губернии. Только приобрел первый опыт противоэпидемической работы, как началась первая мировая война. Его мобилизовали в действующую армию в качестве младшего полкового лекаря. В армии его и застал октябрьский переворот 1917 года. Будучи человеком активной жизненной позиции, настроенный против никому не нужной войны, до предела ослабившей экономику государства, Лев Громашевский, естественно, не мог и в армии оставаться пассивным. И не случайно солдатские массы делегировали его на историческое Учредительное собрание в Петрограде.

Спустя некоторое время вернулся в родную Одессу, когда опустошительные эпидемии инфекционных болезней терзали этот приморский город.

Свое очередное возвращение домой Громашевский отметил неординарным событием – открыл в Одессе первую в России и Украине дезинфекционную станцию, сыгравшую огромную роль в борьбе с заразными болезнями. В тяжелейших условиях наладил санитарно-просветительную работу среди населения. Опыт Одессы заимствовали и в других регионах страны.

«Ты идеалист и романтик»

Ему приходилось встречаться со знакомыми еще со студенческой скамьи врачами-клиницистами, относившимися к нему с чувством превосходства: у них – частная лечебная практика, материальное благополучие, а что ему дает эпидемиология, контакты с тифозными, зачумленными? Да и в материальном плане… Коллеги красноречиво поглядывали на его дешевую и далеко не новую одежду. Один из приятелей предложил помощь в переквалификации: в самом деле, ради чего постоянно рисковать здоровьем и жизнью?

– Друг мой, вас в лечебной медицине много, а вот профилактическая – в загоне. Помнишь, что говорил Николай Иванович Пирогов о медицине профилактической? Именно ей принадлежит будущее.

– Ты, Лева, неисправимый идеалист и романтик.

– Но кто же будет двигать вперед санитарное дело, если все ударятся в клиническую медицину, заботясь лишь о своем материальном благополучии?

Дома «романтик» достал из книжного шкафа труды Н.И. Пирогова, нашел авторитетное подкрепление своей позиции: «Санитарное дело, – писал великий хирург и просветитель, – у нас не достигает того значения, которого должно иметь, не только по недостатку материальных средств, но и потому, что наше простонародье не верит и не хочет верить в действительность приносящей санитарными мерами пользы; распространять и укреплять в народе веру в действительность этой пользы можно, но наглядно, делом…»

Громашевский уже накрепко сросся с «санитарным делом». Его личное участие в ликвидации эпидемий чумы в Маньчжурии, Астраханской губернии, холеры и тифа в родной Одессе добавило неоценимого практического опыта, однако родило и множество вопросов, на которые пока даже никто из ученых не дал ответа, тем более доказательного. Только новые знания, в частности механизмов возникновения и распространения инфекционных болезней, могут обеспечить настоящий прогресс в борьбе с эпидемиями. А пока что имеем? Погасили очаг в одном регионе – он возникает в другом.

И тут, казалось, сама судьба помогла ему. Летом того же 1920 года Громашевский встретил в Одессе своего учителя, профессора Д.К. Заболотного. В третий раз свела их судьба: на эпидемии легочной чумы в Маньчжурии, потом в Астраханской губернии, куда молодого врача пригласил тот же профессор, дабы помочь местным медикам справиться с эпидемией чумы. И вот в Одессе.

Наркомат просвещения Украины принял решение организовать в Одессе первую в России и Украине самостоятельную кафедру эпидемиологии в мединституте и настоятельно просил профессора Д.К. Заболотного возглавить ее. Это решение наркомата можно назвать историческим: именно с этой кафедры началось введение эпидемиологии в число академических дисциплин высшей медицинской школы.

Нельзя сказать, что Наркомпрос утвердил большой штат – всего два человека, кроме заведующего, но заполнить и эти скромные вакансии оказалось непростым делом. Кого из местных врачей пригласить заняться наукой и подготовкой врачебных кадров, столь необходимых Украине? Конечно же, Громашевского. Он согласился. Разработал учебную программу по эпидемиологии с учетом специфики юга Украины, помог организовать работу.

Доктор социальной медицины

Пришлось Громашевскому осваивать новое дело – преподавание в высшей медицинской школе. Освоил его он быстро – тому способствовали деловая помощь заведующего кафедрой, большой собственный опыт практической работы, широкая общая подготовка, способности пропагандиста и популяризатора. И вскоре ассистент уверенно вел со студентами практические занятия по курсу дезинфекции, знакомил будущих санитарных врачей с работой дезинфекционных установок, преподавал основы противоэпидемической работы.

Проработали они вместе недолго: в Петрограде продолжали свирепствовать инфекционные болезни, особенно холера, и там вспомнили о «холерном диктаторе» профессоре Д.К. Заболотном, который в страшнейшем для северной столицы 1918 году был наделен чрезвычайными полномочиями во время борьбы с эпидемией.

Очень были опечалены в губздраве, в губпросвете, но что поделаешь – приказ высшей власти. «Кого вместо себя оставите?» – спросили в губздраве. Заболотный, не колеблясь, рекомендовал своего ученика. В архиве сохранилось письмо-рекомендация профессора: «Принимая деятельное участие в организации борьбы с различными эпидемиями, Л.В. Громашевский является одним из немногих солидно подготовленных эпидемиологов-практиков, знающих не только методические приемы борьбы, но и изучавших на деле условия развития и распространения эпидемий. Научная пытливость и исследовательская работа выразилась в представленных им печатных и еще неопубликованных исследованиях, которые указывают на проявленный им интерес к научной постановке дела. Результаты научных обследований, проведенных Л.В. Громашевским, представляют большую научную ценность».

Одесские власти прислушались к рекомендациям профессора и не ошиблись. Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что уже через неполных три года завкафедрой эпидемиологии Л.В. Громашевский был назначен директором Одесского медицинского института. А еще через два года, в 1925-м, ему были присвоены степень доктора социальной медицины и звание профессора.

И снова на Украину

Обосноваться бы молодому профессору в родной Одессе, если бы не распоряжение из самой Москвы. В 1931 году правительство приняло решение об учреждении в столице Центрального института эпидемиологии и микробиологии. Громашевскому поручили создать и возглавить новый профильный научный центр. Вскоре он организовал кафедру эпидемиологии в Центральном институте усовершенствования врачей. Здесь его и настигла Великая Отечественная война. В качестве главного эпидемиолога фронта он много сделал для противоэпидемической безопасности войск. В 1944 году Лев Васильевич в числе других крупнейших ученых страны избран действительным членом АМН СССР. В 1946 году командирован в США, где принял участие в создании Всемирной организации здравоохранения – Учредительной ассамблеи ВОЗ.

Видимо, так бы он и остался работать в Москве, если бы не тревожный сигнал союзному правительству из Украины: в послевоенные годы в республике сложилась тяжелая эпидемическая обстановка, поэтому крайне необходимо было создание Института инфекционных болезней. Просили деловой помощи, в том числе и кадрами наивысшей квалификации. В президиуме АМН СССР стали думать, кого бы послать. Конечно же, академика Л.В. Громашевского, ибо более знающего и авторитетного специалиста не сыскать, к тому же никто, кроме него, не знает так глубоко проблемы Украины.

В ноябре 1948 года ученый прибыл в Киев, а в марте следующего года Институт инфекционных болезней АМН СССР (союзного значения!) уже начал функционировать. Первым его директором был назначен академик Л.В. Громашевский. Одновременно его попросили возглавить и кафедру эпидемиологии Киевского медицинского института.

Затем в течение 29 лет академик работал в качестве научного руководителя Киевского НИИ эпидемиологии и микробиологии. Под его началом в столице Украины сформировался большой творческий коллектив ученых-эпидемиологов.

За годы своей научной деятельности академик Громашевский успел многое сделать, осветить все разделы эпидемиологии. Еще в 20-е годы прошлого столетия под его редакцией вышли два тома трудов «Холера в Одессе в 1918-1922 годах». В них он подводил итоги многочисленных эпидемиологических наблюдений, излагал научные обобщения по данной проблеме. Многое он сделал для ликвидации сыпного тифа. В докладе на ХІІ Всесоюзном съезде гигиенистов, эпидемиологов, микробиологов и инфекционистов (1948) ученый говорил, что «…особенности, характеризующие сыпной тиф, в отличие от многих других болезней, делают проблему его ликвидации абсолютно реальной». Он утверждал, что госпитализация больных представляет наиболее мощное орудие борьбы с этой болезнью, так как одновременно решает две проблемы: устранение источника и переносчика инфекции зараженного человека. При этом очаг на 98 процентов освобождается от зараженных вшей. 10-летний опыт специальных наблюдений убедил его в том, что одного этого мероприятия, систематически и тщательно проводимого, достаточно, чтобы ликвидировать любой очаг сыпного тифа.

Но главным трудом его жизни было, несомненно, создание общей теории эпидемиологии. Он первым в мире сформулировал законы этой науки в труде «Общая эпидемиология», выдержавшем четыре издания и переведенном на многие иностранные языки. Краеугольным камнем теории эпидемиологии стало разработанное академиком учение о роли механизма передачи возбудителя и его элементов в возникновении и развитии эпидемического процесса. Именно он разделил понятия: эпидемия в узком смысле слова и эпидемический процесс, тем самым подчеркнув преемственность, связь между собой не только отдельных инфекционных заболеваний в пределах одной эпидемии (в узком смысле слова), но и между отдельными такими эпидемиями, т.е. непрерывность процесса. Однако подлинный научный подвиг ученого, считают его последователи, состоит в раскрытии упомянутого уже механизма выявленной связи. Вместо «концепции универсального контакта» ученый сформулировал новую парадигму – «концепцию механизма передачи», которую можно рассматривать как своеобразную, по типу менделеевской, периодическую систему в эпидемиологии.

Из воспоминаний ветеранов

В 70-е годы минувшего столетия мне, корреспонденту ведущего информагентства Украины, посчастливилось общаться со Львом Васильевичем. Но прежде чем встретиться, договорился о встрече с директором института С.Н. Тереховым, чтобы получить предварительную информацию, подготовиться к столь ответственной беседе с корифеем отечественной медицины.

– Вы хотите написать о его научной деятельности? – поинтересовался директор.

Я объяснил: нет, у меня более скромная задача. Помнил научную конференцию, посвященную 75-летию ученого. В докладах и выступлениях коллег красной нитью проходила мысль: обобщение всего, что сделано юбиляром для развития отечественной эпидемиологии, представляет весьма благородную, но и трудную задачу, для полного обзора научной деятельности ученого нужно готовить большое исследование. Моей же задачей было на фоне научной деятельности высветить его как человека.

– В этом плане вы получите тоже весьма благодарный материал, – заметил директор института. – Лев Васильевич – волевой, принципиальный, искренний человек и в то же время очень доброжелательный к людям; это его качество нередко выручало коллег в затруднительных ситуациях. Впрочем, побеседуйте с нашими ветеранами – уверен, что узнаете много интересного…

Ветераны охотно поделились своими воспоминаниями.

Доцент Киевского мединститута защищал докторскую диссертацию на тему «Фтор и его гигиеническое значение». На защиту пришли маститые оппоненты. Среди них – непререкаемый авторитет в области социальной гигиены академик Марзеев, не менее известный специалист по гигиене труда профессор Шахбасян и другие. Диссертация глубокая, весомая – таково было мнение даже самых придирчивых. Но вот слово попросил один из присутствующих и высказал свое особое мнение: диссертант не был самокритичным. Заявление шокировало аудиторию. В чем же выразилась эта несамокритичность? Критик не дал вразумительного ответа. В зале воцарилось неловкое молчание. Нашелся академик Громашевский:

– Уважаемое собрание, позвольте не согласиться с мнением коллеги. Может, профессор полагает, что диссертант не достаточно низко раскланивается перед оппонентами, не лебезит перед ними? Но ведь защита диссертации – прежде всего научная дискуссия. Все мы были свидетелями того, какие убедительные аргументы приводил диссертант на замечания оппонентов. При чем же здесь несамокритичность? По моему мнению, диссертант вполне достоин присуждения ему искомой научной степени – он проявил себя зрелым ученым, обладающим большим научным потенциалом.

Лев Васильевич недолюбливал приспособленцев, раскланивающихся направо и налево. Лично он смело высказывал свою позицию независимо от того, каково мнение о предмете вышестоящего начальства (за что его нередко критиковали в верхах). Заявлял о своей принципиальной позиции даже в тех случаях, когда это могло существенно повредить его положению. В частности, он доказывал пагубность для сельской медицины слияния районных СЭС с райбольницами. СЭС превратилась в отделение больницы – какой с нее может быть спрос, какая инициатива, какая работа? Предложения ученого о необходимости повышения роли санэпидслужбы, направленные в правительство Украины, не были приняты. И тогда академик Громашевский, подготовив убедительную аргументацию, остро выступил на Всеукраинском съезде гигиенистов и эпидемиологов (1959). Делегаты съезда встретили его доклад овацией – аплодировали стоя. И только после этого лед тронулся: сельская санэпидслужба получила новый статус – самостоятельность.

А еще ветераны рассказывали о том, каким внимательным, доброжелательным был Лев Васильевич по отношению к своей молодой смене, как охотно помогал начинающим. Как-то подающая надежду студентка мединститута, член студенческого научного общества, засомневалась в весомости некоторых положений своей первой научной работы. К кому бы из старших обратиться за советом? К заведующему кафедрой, Льву Васильевичу? «Смею ли я, студентка, обратится к такому светилу?». – «Конечно, все к нему идут. Смелее!»

Робко, неуверенно будущая доктор наук постучала в дверь кабинета ученого. Он понял ее состояние сразу, приободрил: «Вы помните известную басню дедушки Крылова «Петух и Жемчужина»? Петух, навоза кучу разгребая, нашел жемчужное зерно. Давайте и мы совместно поищем подобное зерно в вашей работе. А что оно должно быть – вижу по теме: «Особенности эпидемии гриппа в сельской местности» – актуально, современно. Вы тоже из села? Ну, так вам и карты в руки».

И не откладывая рукопись в долгий ящик, ученый просмотрел ее. «Да, основа имеется, а вот раздел об антропонозной природе гриппа следовало бы несколько углубить. В общем для студентки весьма недурно…»

Становится понятным, откуда у него такая нетипичная для нынешних времен статистика: за 74 года научной и педагогической деятельности он подготовил целую когорту известных ученых, воспитал несколько поколений санитарных врачей, стал основателем самой крупной в бывшем Союзе эпидемиологической школы.

Его научная школа

Научная школа академика Л.В. Громашевского – это целостная система взглядов на закономерности эпидемического процесса, причины, его обусловливающие, научно обоснованная система мер по ликвидации, минимализации инфекционных заболеваний, что, в конечном итоге, создает стройное здание науки взамен суммы эмпирических сведений. Как рассказывали ветераны, он был человеком энциклопедических знаний и поразительной работоспособности.

– Круг его интересов был чрезвычайно широк, – вспоминает жена ученого профессор Л.Л. Громашевская. – Лев Васильевич не замыкался в пределах науки: политика и археология, искусство и эволюционное учение, экономика и семантика, шахматы и многое другое – все занимало его пытливый ум. Ненависть ко лжи и шапкозакидательству, способность к ясному аналитическому мышлению. А главной его чертой была страсть к поиску истины, к познанию и логическому осмыслению сложных биологических и социальных явлений.

Имея уже довольно обширную информацию, я постучал в дверь рабочего кабинета научного руководителя института (секретаря у него не было). Войдя, увидел сотрудницу, беседовавшую с ученым. Конечно, дал задний ход, но Лев Васильевич остановил, любезно предложил стул:

– Мы уже заканчиваем. Татьяна Ивановна защищается, сроки поджимают, вот мы совместно и подработали кое-какие детали исследования, вполне достойного. И через минуту, когда, поблагодарив, сотрудница вышла: – Я к вашим услугам, молодой человек…

Прожив большую и долгую жизнь (1887-1980), академик Л.В. Громашевский видел будущее науки, осознавал значение профилактической медицины в грядущие годы. Вот строки из его статьи «К построению программы курса общей эпидемиологии»: «Темпы и степень снижения инфекционной заболеваемости будут во многом зависеть от того, будем ли мы сидеть, сложа руки, и дожидаться, когда наши общие технические, экономические и культурные достижения механически повлекут за собой снижение инфекционной заболеваемости, или, используя каждое из достижений подобного рода, будем активными мерами воздействовать на ускорение данного процесса».

Эти строки были написаны в 1932 году, три четверти века тому назад, но, согласитесь, и сегодня мысли ученого – полностью соответствуют задачам эпидемиологической науки и санитарной эпидемической практики.