В информационных блоках телеканалов прошло сообщение о том, что Президент подписал Указ о создании Национального совета по здравоохранению. Чем он должен заниматься? Нет никакого сомнения – проблемами сохранения и укрепления здоровья населения.
Пока здравоохранение (в широком понимании этого слова) работает плохо: растут заболеваемость и смертность, все больше матерей и новорожденных умирают при родах. И зависит это в наименьшей степени от социально-экономического кризиса, в наибольшей – от ущербной патоцентрической стратегии и узости кругозора чиновников ведомства, отвечающего в стране за здоровье населения.
Вначале о второстепенном (как это ни кощунственно для многих звучит) – медицинском страховании. Медицинское страхование – это контракт между пациентом и страховой компанией, которая берет на себя обязательства оплачивать лечебному учреждению необходимые мероприятия по диагностике и лечению застрахованного пациента. Что такое необходимые мероприятия? Это так называемые стандарты медицинской помощи. Начнем с того, что этих стандартов у нас нет (а они должны быть разработаны по самым различным видам патологии – в плане и диагностики, и лечения). Но даже при их наличии здравоохранение столкнется с массой проблем.
Самая главная из них – подогреваемые экспертами организаций по защите прав пациентов и адвокатами пациенты ринутся в суды с исками о компенсации морального, материального и физического ущерба. Ведь у нас практически нет лечебных учреждений, в которых этот «стандарт» может быть реализован. К сожалению, опыт соседей нас ничему не научил. Ожидать последствий введения обязательного медицинского страхования в России долго не пришлось.
По данным Российского федерального фонда обязательного медицинского страхования, только в 1996 году в территориальные фонды и страховые медицинские организации было подано 36 900 жалоб застрахованных, из них 4 900 – на качество лечения. По сравнению с 1995 годом, общее количество обращений увеличилось в 1,7 раза, обращений по поводу качества лечения – в 2,5 раза. Неудовлетворенность пациентов объемом и качеством оказания медицинской помощи является основанием для назначения правоохранительными органами судебно-медицинских экспертиз.
При этом определилась четкая тенденция к проведению таких экспертиз не по уголовным делам, а по гражданским искам не только к учреждениям здравоохранения или врачам, но и к средним медицинским работникам и вспомогательному персоналу. Возможность получения денежной компенсации морального и физического ущерба оказалась для потребителя медицинских услуг намного привлекательнее, чем возможность уголовного наказания врача.
По данным Бюро судебно-медицинской экспертизы Москвы, за 1990-1999 гг. количество гражданских «врачебных исков» увеличилось более чем в 13 раз (А.Ю. Малый, В.В. Жаров, 2000). В 1999 году их число превысило количество «врачебных» уголовных дел почти в 2,5 раза.
В 60-70-е годы ХХ столетия наиболее частым поводом для обращения пациентов в суд за защитой своих прав были неблагоприятные исходы лечения (смерть, инвалидность) и связанная с этим неудовлетворенность пациента результатом его взаимодействия с лечебно-профилактическим учреждением и лечащим врачом. С конца 90-х в 5 раз увеличилось число заявлений, в которых причиной иска указывались ненадлежащие результаты оказания медицинской помощи, то есть отклонения от стандартов лечения, отсутствие выздоровления или ухудшение здоровья, требование компенсации полученного морального ущерба.
Анализ «врачебных дел» в 1998-2001 гг. по гражданским искам пациентов в Москве свидетельствует об увеличении количества жалоб на некачественное (читай – несоответствующее стандартам) оказание медицинской помощи в 10 раз.
Аналогичная тенденция наблюдается во многих развитых и экономически благополучных странах мира, следствием чего является растущее число исков к медицинским работникам, рост стоимости страхования медицинской ответственности и все большая популярность компенсации вреда здоровью из государственных фондов даже без определения вины медицинского работника.
Так что готовьтесь, господа хорошие, формировать соответствующие государственные фонды. Или давайте ограничимся (пока – до разработки стандартов и появления учреждений, способных их реализовать) «больничными кассами», которые себя хорошо зарекомендовали. Их организация нам по силам.
Представьте себе, уважаемый читатель, что перед вами стоит задача совершенствования авиаперевозок. Вам нужно быстро, надежно и дешево доставить пассажира в пункт его следования. Чем вы будете заниматься в первую очередь? Конечно, самолетом: фюзеляжем, двигателями, системой обеспечения безопасности полета и пр. Будете ли вы совершенствовать кресла, обучать стюардесс, разрабатывать дизайн салона и т. д.? Обязательно! Пассажиру должно быть удобно и уютно. Но можно ли, занимаясь креслами, добиться цели – совершенствования авиаперевозок? В очень небольшой степени – да, но радикально – нет!
В какой степени приведенная выше аналогия касается здравоохранения? Да в самой прямой! Что является первостепенной задачей здравоохранения – оказание медицинской помощи (в нашем примере – кресла) или достижение здоровья (безопасность полетов)? При нынешних характере патологии и причинах смерти (сердечно-сосудистые заболевания, злокачественные новообразования, диабет и т.д.) достижение здоровья у заболевших невозможно! Можно только продлить больным жизнь. Это нужно знать всем (руководители здравоохранения это хорошо знают). Что произойдет, если здравоохранение при нынешней его стратегии получит дополнительно 35-40 миллиардов гривен, как об этом говорит В. Черненко («Зеркало недели», №24, 2005), или даже весь бюджет страны? Ничего радикального: мы усовершенствуем кресла в авиасалоне – состояние здоровья населения улучшится всего на 8-10%.
Это самый большой парадокс современной медицины: ставя своей целью достижение здоровья, она занимается болезнью. Именно поэтому столь низка эффективность достижения цели – здоровья населения. Но даже с чисто экономической точки зрения эта стратегия бессмысленна: по американским данным, для того чтобы предотвратить мозговой инсульт, необходимо потратить 800 долларов в месяц, для того чтобы лечить его – 20 000! И это при неясном конечном результате.
Никто не утверждает, что больных не нужно лечить. Нужно. Необходимо вкладывать деньги в клиническую медицину. Но почему те, кто принимают решения о путях развития нашей медицины, даже не рассматривают другую – более эффективную, экономичную и, в конце концов, гуманную стратегию?
Может быть, для этого есть особые причины? Появились весьма радикальные представления о роли лекарственных препаратов и их производителей в жизни общества. Так, Луи Броуэр – известный в Европе эколог и доктор медицины – на основе неоспоримых фактов доказывает (1999), что современной медициной руководит небольшая, но всемогущая группа олигархов, стоящая во главе крупных химико-фармацевтических компаний, которой удается благодаря колоссальным финансовым средствам подбирать политиков, руководителей департаментов и учреждений здравоохранения. Автор не стесняется использовать термин «геноцид» по отношению к пациентам: чем больше больных людей, тем больше процветают олигархи. И ни одно правительство, к какой бы нации оно не принадлежало, никогда не рискнет поставить на карту экономическое и политическое равновесие своего государства ради сохранения здоровья сограждан. В результате растет количество осложнений от приема препаратов. В самом деле: по мнению экспертов Всемирной организации здравоохранения, для лечения патологии внутренних органов вполне хватило бы 200 лекарственных средств, в то время как фармацевтический рынок заполняют около 10 000 фирменных препаратов. В старые времена аптекари отдавали все силы искусству приготовления лекарств, с появлением фармацевтических предприятий это искусство превратилось в обычную коммерцию.
Я не собираюсь обвинять наших чиновников в злом умысле. Но у меня есть все основания говорить об их весьма ограниченном профессиональном кругозоре.
Может, у кого-то из специалистов есть другое мнение? Мы всегда готовы к дискуссии по этой проблеме.