Возле корпуса Института экогигиены и токсикологии им. Л.И. Медведя АМН Украины находится барельеф основателя этого крупнейшего в тогдашнем СССР научного центра, ученого, спрогнозировавшего наше сегодняшнее экологическое неблагополучие, создателя собственной школы гигиенистов-токсикологов. Как ученый он был широко известен далеко за пределами Украины, а в Украине еще и в качестве первого министра здравоохранения (до него были наркомы) и как видный общественный деятель. Недавно медицинская общественность отметила 100-летие со дня рождения ученого. Но знаем мы о нем очень мало. Между тем его жизнь складывалась как захватывающий детектив – таковыми были реалии довоенных лет.
Украина, 1937 год. В обществе – высшее напряжение, идут массовые аресты, поиски «врагов народа». Врагом мог стать каждый встречный, будь он даже самым лояльным к советской власти. Жертв намечало управление внутренних дел – НКВД. К вечеру Киев погружался в зловещую тишину.
К любому киевлянину ночью могла подъехать спецмашина НКВД, человека забирали, увозили и зачастую его больше никто не видел.
Стало известно, что в Москве арестован бывший нарком здравоохранения Украины Канторович. Он пошел на повышение, его назначили всесоюзным наркомом, поработал всего несколько месяцев – и вдруг такое. Киевские коллеги в тревоге: начнут копать, интересоваться связями бывшего наркома. Вряд ли НКВД упустит случай создать крупное политическое дело.
Зловещие прогнозы работников Наркомздрава оправдались – было назначено собрание партийного актива учреждения. Наиболее «бдительные» горячо призывали искоренять врагов народа из собственной среды. Логика была «железной»: бывший нарком Канторович, работая в Киеве, не мог вредить советскому государству один – были у него и подручные, возможно даже кто-то из собравшихся в этом зале.
На трибуну поднялась активистка, которую давно подозревали в сотрудничестве с НКВД, ее побаивались даже вышестоящие.
– Товарищи, что мы ходим вокруг да около? Враги народа есть и в этом зале! Это замнаркома Медведь, он ведь был правой рукой злодея Канторовича! Они вредили нашему советскому государству сообща! Да вы, товарищи, повнимательнее присмотритесь к его лицу: на нем же написано, что он враг народа!
Мертвая тишина воцарилась в зале. Коллеги поняли: Лев Иванович обречен, активистка назвала его имя неспроста.
Лев Иванович решил бороться, хотя, как свидетельствовал опыт, это ни к чему хорошему не приводило. Оправдываться? Доказывать, что он из крестьянской бедноты на Винниччине, что отец батрачил? Шаблонный ход, ничего не даст. И Лев Иванович молниеносно выработал оригинальную, никем еще не примененную тактику. Но надо пробраться к трибуне. Поднимал руку, посылал в президиум записку за запиской. Ему улыбнулась удача, дали слово с условием – две минуты. Как на смех.
Лев Медведь, молодой, видный, красивый, решительно направился к трибуне. Вложиться в две минуты? Он вложился...
– Товарищи! Эта женщина, наша уважаемая Вероника Матвеевна, сказала, что у меня на лице написано, что я – враг народа. Но разве можно это определить по внешнему признаку? Тогда посмотрите на Веронику Матвеевну: да это же лицо настоящей б...! А можно ли верить б...?
Мертвая тишина взорвалась – зал зашевелился, ожил, по рядам прокатился смех. Заулыбались и в президиуме. Это спасло подозреваемого. «Фуражки» с синими околышами – работники НКВД – удалились из помещения.
Льву Ивановичу незаметно пожимали руки.
Об этом экстраординарном случае мне рассказали близко знающие замнаркома люди. И все же в былые годы я не рискнул об этом писать – уж слишком было неправдоподобно. И вдруг совершенно неожиданное подтверждение.
Много лет спустя в загранкомандировке профессора Льва Медведя представили зарубежным коллегам-гигиенистам. Один из них, прилично говоривший по-русски, полюбопытствовал, не он ли и есть тот самый Медведь, о котором писал в своих мемуарах, изданных на Западе, Хрущев? А на следующий день передал советскому коллеге и текст упомянутого эпизода:
«Был на Украине один врач, заметная политическая фигура, – писал Никита Хрущев. – Его фамилия Медведь. В составе украинской делегации он принимал участие в деятельности ООН. Так вот, за время моей работы в республике случилась с ним одна история, свидетельствовавшая о том, до каких крайностей доходила жизнь в условиях тогдашних преследований. (Дальше шел эпизод, рассказанный мною выше. – В.К.). Находчивый, решительный ответ Медведя спас ему жизнь. Если бы он начал протестовать, та женщина еще больше бы обнаглела, зная, что за свои слова не несет никакой ответственности. Подобных случаев стало меньше после моего приезда на Украину».
Однако как же складывалась судьба нашего замнаркома тогда, в 1937-м? Женщина из Наркомздрава, конечно же, ему не простила своего позора на партактиве, просигнализировала куда следует о потере бдительности в наркомате. И Медведь оказался под плотным колпаком службы безопасности. Его вызвали на улицу Короленко (нынешнюю Владимирскую), которую тогда упоминали лишь вполголоса – в управление НКВД. Начались допросы.
– Ты был правой рукой врага народа, расстрелянного Канторовича, – следователь. – Никак не мог не знать о подрывной и шпионской деятельности этого типа. Почему молчал? Где была твоя бдительность?
– Честно говоря – не знал. Ну, посудите сами: какой же шпион будет афишировать свои действия?
– Допустим. Но у самого-то, небось, рыльце в пушку? Да, фактов пока нет, мы проверили – ты действительно из бедняков. Но знай: камера в наших подвалах по тебе плачет...
Через некоторое время вызвали снова:
– Рыльце у тебя действительно в пушку. Вот данные Наркомздрава о распространении в республике дизентерии. Рост заболеваемости отнюдь не случаен. На, смотри, убедись...
Мощный удар кулаком по столу потряс помещение:
– Признавайся, на какую империалистическую разведку работаешь? Цель ясна: извести наш советский народ болезнями, ослабить боеспособность страны!
Реакция со стороны обвиняемого на те времена была совершенно фантастической.
– Если ты, твою мать, не слепой, то посмотри внимательнее, – заорал Медведь. – Мы в Наркомздраве добились снижения заболеваемости на восемь процентов, а не роста, как ты утверждаешь!
Следователь оторопело смотрел то на бумагу, то на допрашиваемого. И на сей раз неординарная тактика спасла замнаркома – его наконец оставили в покое.
С работы, конечно, сняли еще раньше. Нужно было как-то устраивать свою дальнейшую судьбу. И трудно сказать, как бы все обернулось, если бы не заступничество президента Академии наук Украины Александра Богомольца, с которым власти считались – мать его, политкаторжанка, погибла в царской тюрьме в Сибири.
И Лев Иванович занялся наукой. Начал с Киевского НИИ гигиены и профзаболеваний. Углубляя свои знания, постигал гигиенические проблемы, особенно села. Живо интересовался и другими сферами жизни.
Ибо не хлебом единым жив человек – эту истину вполне можно было бы отнести ко Льву Ивановичу. Он находил время и для чтения художественной литературы, театрального искусства; будучи человеком контактным, компанейским, дружил со многими известными литераторами, театральными деятелями. Доверительные отношения у него установились с молодым драматургом Александром Корнейчуком, позднее – классиком советской литературы.
Корнейчук все выспрашивал Льва Ивановича о специфике его профессии, пытаясь проникнуть в душу врача: чем он живет, что толкает его порой на самопожертвование. А однажды высказал свои суждения:
– Побороть смерть человек не в силах, но преждевременную старость, считаю, можно и нужно. Среди нас еще немало варваров, пускающих здоровье на ветер. Вот мне рассказывали хирурги: оперируют человека, ему всего сорок лет, он еще относительно молод, а сердце словно у старика. Как можно бросать себя в объятия смерти! Человек сам у себя крадет миллионы солнечных дней. Вы, врачи, возвращаете их...
– А ведь точно. Я не хирург, но и в своей области могу привести сколько угодно соответствующих примеров. – Лев Иванович воодушевленно заговорил о том, как в силу самых различных причин укорачивается жизнь человека. Но не все зависит от конкретного человека, к сожалению, общество иной раз само снижает планку долголетия...
И рассказал драматургу о некоторых проблемах, связанных с медициной труда.
Корнейчук внимательно, оценивающе всматривался в ученого, задумался о чем-то своем. А года через два с огромным успехом в киевских театрах прошла премьера его пьесы «Платон Кречет», принесшая драматургу широкую известность и государственную премию. И мысли автора Лев Иванович услышал в широкоизвестном монологе героя пьесы хирурга Платона Кречета – он говорил о миллионах солнечных дней, украденных у людей из-за болезней. Поговаривали, что столь положительный образ выписан драматургом с двух известных в Украине людей – Александра Богомольца и Льва Медведя.
«Айболит» Платон Кречет спасал людей от смерти в качестве хирурга – это было романтично. Наука, которой посвятил себя Лев Медведь, возможно, была менее романтична, но поле деятельности ученого-гигиениста было несравненно шире.
Способный, энергичный, сильный организатор здравоохранения, Лев Медведь вскоре защитил кандидатскую диссертацию и через несколько лет стал директором Киевского медицинского института. Как ученый и организатор прекрасно проявил себя в годы Великой Отечественной войны. В сорок первом в сложнейшей обстановке эвакуировал мединститут на восток. Пришлось идти пешком во главе колонны преподавателей и студентов, таща на себе лабораторное оборудование. Под бомбежками от Киева до Харькова, и лишь оттуда – поездом до Челябинска.
После войны возвратился в родной Киев. Его заметил и оценил тогдашний хозяин Украины, первый секретарь ЦК КП(б)У Никита Хрущев. Лев Медведь назначается заместителем, а вскоре и Министром здравоохранения Украины.
Несмотря на всю бесчеловечность сталинщины, на давление со стороны административно-командной системы, Лев Иванович зачастую с риском для себя помогал молодым способным людям. Ученый не стал конформистом, приспособленцем.
Как-то министру здравоохранения доложили о руководителе клиники, в которой недопустимо высокая смертность и множество жалоб от больных. Затребовал документы, лично проверил. Да, правда. Более того, обнаружил факты фальсификации историй болезни. Зная, что у профессора мощные покровители, все же согласился с мнением о целесообразности отстранения его от должности. Вскоре министра вызвал секретарь ЦК КП(б) Украины, курировавший здравоохранение:
– Товарищ министр, что же ты хороших людей зажимаешь?
– Считаю, что он наказан поделом. Факты проверены. Нельзя ему доверять клинику.
– Но ведь какой ученый! Он же, говорят, гангрену открыл, большой вклад в мировую медицинскую науку сделал, а ты его...
Промолчать бы здесь министру, а он снова за свое:
– Гангрену-то еще Пирогов лечил столетие назад, а этот...
Выставить его, партийного секретаря, таким невеждой! Тот простить не смог. Министра освободили. Это был последний, к счастью, далеко не самый жестокий удар судьбы.
И снова – нет худа без добра – Лев Иванович с головой ушел в науку. Теперь уже на всю жизнь.
В 1952 году он возглавил Киевский НИИ гигиены труда и профзаболеваний. Об этом периоде его жизни и деятельности рассказал член-корреспондент НАН и академик АМН Украины И.М. Трахтенберг:
– Будучи гигиенистом широкого профиля, Лев Иванович не ограничивался разработкой проблемы профессиональных интоксикаций. Залог успеха в развитии теории и практики гигиены труда и профессиональной патологии он всегда видел в гармоничном развитии основных направлений медицинской науки. В сфере его интересов как ученого, руководившего разработкой актуальных исследований, постоянно находился широкий круг вопросов физиологии труда, гигиены производственного микроклимата, шума и вибрации, диагностики, терапии и профилактики профессиональных заболеваний, медицинского обслуживания трудящихся.
Наиболее весомый вклад был внесен в разработку проблемы гигиены сельскохозяйственного труда. Получены новые данные о зависимости токсичности различных пестицидов от их химической структуры, особенностях их биологического действия на организм, распределении и накоплении веществ в тканях и органах. Разработаны гигиенические нормативы допустимого содержания в воздухе рабочей зоны многих новых для того времени пестицидных препаратов, обоснованы методы патогенетической терапии при интоксикациях. На основе этих исследований, а также гигиенических наблюдений, проведенных непосредственно в сельском хозяйстве, были определены основные направления в области профилактики вредного воздействия пестицидов на организм работников сельского хозяйства.
Ученики Льва Ивановича отмечали: его отличительной особенностью как исследователя являлось последовательное претворение в жизнь трех взаимосвязанных между собой этапов:
– постоянной связи здравоохранения с повседневными запросами народного хозяйства;
– обобщения и унификации методологических подходов и требований к проведению научно-исследовательских работ, на основе которых создаются санитарное законодательство, гигиенические нормативы и регламенты, разрабатываются конкретные критерии выявления и предупреждения не только (и не столько) выраженной соматической патологии, но и ранних проявлений, донозологических форм;
– решения актуальных вопросов теории и практики профилактической медицины, в том числе медицины труда, с общегигиенических позиций.
В результате проведенных исследований были получены данные о сравнительной токсичности изучаемых соединений и особенностях их биологического действия, что положило начало санитарному надзору за внедрением новых пестицидов в сельское хозяйство. В ходе исследований приобретен первый опыт изучения токсических свойств новых препаратов, предназначаемых для химической защиты растений до их широкого внедрения в практику. Впервые была предпринята попытка гигиенического нормирования применительно к сельскохозяйственному производству.
В значительной степени благодаря этим и другим работам, выполненным сотрудниками института, удалось снизить число отравлений ядохимикатами в сельском хозяйстве по сравнению с первыми годами их применения.
Однако были у него и другие возможности. В частности, занять высокий пост на дипломатической службе. Его заприметил и всячески поощрял министр иностранных дел Украины Дмитрий Мануильский.
В послевоенные годы Льва Ивановича нередко включали в состав ответственных советских делегаций на различные международные конференции, симпозиумы вплоть до заседаний ООН. И даже далеко от родины, в непривычной обстановке он не терял того особенного украинского юмора, выручавшего его во многих экстремальных ситуациях, когда нужно было быть настоящим дипломатом.
Умный, образованный человек, интересный собеседник, он был принят супругой президента США Элеонорой Рузвельт, известной общественной деятельницей. И она рассказала своему гостю один эпизод из ее визита в Советский Союз. Госпожа Рузвельт собралась угостить конфетами мальчика на улице, подошедший милиционер в резкой форме запретил ей делать это, мол, буржуазные замашки, советские дети не нуждаются в угощениях.
– Что вы на это скажете? – спросила Льва Ивановича госпожа Рузвельт.
Возникла деликатная ситуация, но наш соотечественник с честью вышел из нее:
– Госпожа Элеонора, скажите, пожалуйста, в Америке есть дураки?
Собеседница несколько растерялась от такого неожиданного хода, улыбнулась:
– Конечно, есть.
– Вот и у нас дураки есть, – искренне признался Лев Иванович.
Госпожа Рузвельт по достоинству оценила ответ гостя из Украины. Она никак не рассчитывала, что представители Советского Союза способны на такие откровенные признания.
В связи с его дипломатическими миссиями ученики рассказали много историй, в свое время услышанных от шефа. Например, о том, как перед его очередной поездкой в США, в ООН, ему, как и другим членам делегаций, приходилось заполнять анкеты с самыми неожиданными вопросами, иногда и абсурдными. Например: «Пьете вы или нет?» «Как было ответить? – рассказывал ученый. – Напишу, что пью, – не пустят за рубеж, напишу, что не пью, – не поверят, обвинят в неискренности перед партией, а еще не будут приглашать на неофициальные мероприятия, где все же нужно немного выпить. И я решил написать: «Пью, но с отвращением».
Льву Ивановичу выпала честь принимать участие в работе I сессии Генеральной Ассамблеи ООН, представлять Украину на международной конференции по здравоохранению, принявшей решение об учреждении ВОЗ, стать одним из разработчиков Устава ВОЗ.
Министр иностранных дел Дмитрий Мануильский высоко ценил Льва Ивановича и как ученого, и в качестве дипломата, уже в который раз предложил ему перейти на постоянную работу во внешнеполитическое ведомство. Но и в этой ситуации ученый вышел из положения. Во всех тяжелых ситуациях его поддерживала жена, с которой они прожили долгие годы в любви, мире и согласии. Своим ученикам признавался: «Если бы мне пришлось начинать все сначала, то все равно я бы выбрал свою профессию и женился бы на Софье Григорьевне Серебряной».
В конце 40-х и начале 50-х годов минувшего столетия он работал на посту министра здравоохранения. Благодаря ему в Украине заметно расширилась сеть родильных домов, лечебно-профилактических учреждений. В 1947 году в Украине снова возник голод. Лев Иванович был бессилен заметно облегчить судьбу голодающих в государственном масштабе, но нашел такую возможность в пределах системы здравоохранения.
Министр отдал распоряжение о госпитализации голодающих детей с диагнозом «алиментарная дистрофия». В селах развертывались дополнительные больничные койки, он находил необходимые средства. Его предупреждали: власти могут обвинить в разбазаривании государственных средств, нецелевом использовании коек. На что министр ответил: «Выговора объявляют и снимают, а вот добрые дела, сделанные людям, остаются».
Он оставался верным своим принципам и в годы директорствования во Всесоюзном НИИ гигиены и токсикологии пестицидов, полимеров и пластических масс.
Сегодня все мы наблюдаем глобальное наступление химии и неблагополучной экологии на человеческий организм, боремся с этим явлением, а тогда, полстолетия назад, экологию и токсикологию пестицидов, химических защитников растений, считали чем-то неактуальным, надуманным, не нужным. По мнению чиновничества, о каких заслонах против химии могла идти речь, когда вся страна победно двигалась по пути сплошной химизации всего народного хозяйства.
Прозорливые прогнозы академика АМН СССР Льва Медведя относительно острых проблем, которые обязательно возникнут в связи со сплошной химизацией страны уже в близком будущем, не воспринимались высшими партийными бонзами. И нужно было иметь железную волю, чтобы добиться создания в Украине специализированного научного учреждения, да еще и со статусом всесоюзного, что намного расширяло его возможности.
Но настоящим, общенациональным, его достижением было отстоянное право разместить Всесоюзный НИИ не в Москве, на чем упорно настаивали в тогдашней столице, а в Украине, в Киеве. И только выдвинутый ультиматум «либо институт в Киеве, либо я отказываюсь его возглавить» преодолел упорство высшей власти – она отступила. Ибо знала, что другого такого специалиста по проблемам гигиены и токсикологии пестицидов нет в стране.
Однако на этом не завершилась борьба Льва Ивановича. Начались тяжелые переговоры уже с высшим украинским начальством. Предложили использовать под новый институт старое помещение, которое еще нужно было приспосабливать для нужд науки. Директор же института настаивал на строительстве нового здания – и снова добился своего.
Научные исследования подтвердили, что широкое применение в сельском хозяйстве ядохимикатов, многие из которых отличаются высокой токсичностью и стойкостью, приводит к миграции этих веществ по схеме «почва-воздух», по пищевым и водным экоцепям. Лев Иванович выдвинул новое положение: в связи с указанной спецификой поведения пестицидов в окружающей среде исследование их опасности не может проводиться только в рамках гигиенических наук. И предложил новую методологию изучения проблемы в системе «ксенобиотик – окружающая среда – человек».
Переход от частного к общему в гигиенических исследованиях потребовал создания новых парадигм. И они были разработаны – впервые в стране. По программе, подготовленной в институте, начали проводить комплексные работы по мониторингу загрязнения почв пестицидами – к этой масштабной программе подключились и эпидемстанции Минздрава Украины, агрохимлаборатории Министерства сельского хозяйства. А позднее совместно с Институтом кибернетики Академии наук Украины была разработана и концептуальная модель динамической подсистемы «пестицид – растение».
Новый Всесоюзный НИИ был первым в бывшем Союзе и в мире учреждением, которое брало на себя научный контроль над последствиями широко пропагандируемой сплошной химизации страны, небывалого применения в сельском хозяйстве химических средств защиты растений, когда высокие урожаи на колхозных полях стали выращивать ценой экологического неблагополучия.
Ученый имел мужество выступить против мировых научных авторитетов, в частности против широкого применения нашумевшего в свое время дуста ДДТ. За его открытие в 1938 году швейцарский химик П. Мюллер удостоился Нобелевской премии. И было за что – в годы второй мировой войны ДДТ повсеместно использовался в лечении педикулеза, сыпного тифа. Привлекала его невысокая токсичность, дешевизна, эффективность в борьбе против разного рода насекомых, паразитов. Но ученые, в том числе и украинские токсикологи, обнаружили угрожающую способность препарата накапливаться в жировой ткани человеческого организма.
Лев Медведь одним из первых в мире выступил против детища Нобелевского лауреата. Организованные ученым широкомасштабные исследования подтвердили его выводы. Окончательно мир убедился в правоте украинского гигиениста-токсиколога когда ДДТ обнаружили в далекой Антарктиде, в организме тамошних животных. И препарат был запрещен для широкого использования.
Свыше 20 лет Лев Иванович возглавлял Всесоюзный НИИ гигиены и токсикологии пестицидов, полимеров и пластмасс. Наладил уникальные для того времени (50-70-е годы минувшего столетия) фундаментальные и прикладные исследования. Внедрение в практику разработанных ученым и его сотрудниками научно обоснованных нормативов применения химических средств защиты растений в сельском хозяйстве, полимерных материалов в промышленности и быту, других продуктов вездесущей химии обезопасили наше население от засилия чужих, опасных для организма человека веществ.
Академик Медведь продолжал вести активную общественную деятельность. Во время хрущевской «оттепели» помогал людям, в свое время пострадавшим от сталинских репрессий, их детям в реабилитации родителей.
«Лев Иванович далеко опережал время: еще за несколько десятков лет до известной горбачевской перестройки он в своих суждениях и действиях руководствовался не печально известными идеологическими догмами, а общечеловеческими ценностями», – рассказывал о своем учителе академик, вице-президент АМН Украины Юрий Кундиев. Когда его спрашивали, как ему удалось уцелеть в те страшные 30-е годы, а позднее – пережить скандальное «дело врачей» не прячась в тени, а пребывая у всех на виду, Лев Иванович отвечал анекдотом: «Какая разница между Киевом и Одессой? В Одессе говорят: «Боря, ты дурак». Боря отвечает: «Да, но этого же никто не ценит». А в Киеве: «Петро, ты дурак». Петро интересуется: «А ты был в райкоме, там есть такая установка?». Дальше Лев Иванович продолжал: «Мое родное село Черная Гребля как раз посредине между Киевом и Одессой. И я иногда был, как тот Боря в Одессе, а иногда – как Петро в Киеве». Этот рассказ вызывал смех, особенно у тех, кто хорошо знал Льва Ивановича. Ибо в действительности все было как раз наоборот: он всегда оставался самим собой, никогда не был ни на кого похожим, не умел и не хотел приспосабливаться, сочетая доброжелательность к людям с принципиальностью в серьезных делах. И от своих учеников требовал прежде всего порядочности. Им было с кого брать пример.
Подготовил Василий Калита