Все это было. Воспоминания современников. К 100-летию со дня рождения академика Л.И. Медведя

Эта публикация – только небольшой отрывок из книги «Л. Медведь. Воспоминания современников» (Издательский дом «Авиценна»), которая издана в этом году под общей редакцией академика НАН и АМН Украины Ю.И. Кундиева и моей благодаря коллективу Института экогигиены и токсикологии им. Л.И. Медведя.

Два мира есть у человека.
Один – который нас творил, 
Другой – который мы от века 
Творим по мере наших сил. 
Н. Заболоцкий

В книге, посвященной 100-летию со дня рождения выдающегося украинского ученого-гигиениста, первого министра здравоохранения Украины, собраны очерки и эссе многих друзей, коллег и учеников академика Л.И. Медведя.

Конечно, и я не мог не поделиться своими воспоминаниями об этой неповторимой личности, к тому же особенно дорогой мне и близкой, не избегая при этом эмоций и сознавая неизбежность субъективизма – в данном случае, впрочем, естественного и оправданного. Речь пойдет о Льве Ивановиче Медведе – человеке широко известном и почитаемом в Украине во второй половине ХХ века, прежде всего в среде медиков. Но не только. Мой очерк о нем в первой книге «Запоздалых заметок» обозначен лаконично, двумя словами – по имени и отчеству его героя. Ниже привожу переработанный и дополненный текст этого очерка. Итак...

Лев Иванович

Его вспоминают и цитируют до сих пор, но непосредственных очевидцев и тех, кто работал с ним или близко сталкивался в жизни, увы, остается все меньше. Ныне широко известна история, относящаяся к событиям печальной памяти 1937 года. Первое напоминание о ней содержалось в присланной в конце 60-х годов Льву Ивановичу из Лондона его английским коллегой профессором Шиллингом рукописной странице перевода с английского выдержки из книги воспоминаний Н.С. Хрущева, которая касается этой истории. Напомню, что эти воспоминания впервые появились за рубежом спустя несколько лет после отставки Н.С. Хрущева в 1964 году. Но тогда об этих мемуарных записках у нас ничего не знали, а переданная в Киев рукописная страница и ее содержание, разумеется, не могли стать в то время предметом гласности. И только в 1997 году книга воспоминаний Н.С. Хрущева была издана в Москве, чему предшествовала публикация отдельных очерков в журнале «Вопросы истории». Приведу краткую выдержку из аннотации к этим «избранным фрагментам», как значится в подзаголовке хрущевской книги: «В настоящее издание «Воспоминаний» вошли наиболее интересные фрагменты из более чем 3000 рукописных страниц и лично надиктованных на магнитофон материалов, отобранных членами семьи автора». А теперь пусть сам читатель ознакомится с содержанием отрывка из этого издания *.

«Был на Украине такой деятель, врач Медведь. После войны он работал в Министерстве иностранных дел **, входил в состав украинской делегации, которую возглавлял Дмитро Захарович Мануильский в Организации Объединенных Наций. Он хорошо представлял там Украину, досаждал нашим врагам. О нем говорили: «Ревет, ревет украинский медведь». Он действительно и голос имел «медвежий», и характер пробивной. Рассказывают, что (а был он раньше, кажется, заместителем начальника областного отдела здравоохранения то ли в Киеве, то ли в Харькове ***) на партийном собрании какая-то женщина выступает и говорит, указывая пальцем на Медведя: «Я этого человека не знаю, но по глазам вижу, что он – враг народа!» Можете себе представить?! Но Медведь (как говорится, на то он и медведь) не растерялся и сейчас же парировал: «Я эту женщину, которая сейчас выступала против меня, в первый раз вижу и не знаю ее, но по глазам вижу, что она проститутка». Только употребил он слово более выразительное. Потом это стало анекдотом на всю Украину, передавалось из уст в уста. Это и спасло Медведя. Если бы Медведь стал доказывать, что он не верблюд, не враг народа, а честный человек, то навлек бы на себя подозрение, нашлось бы подтверждение заявления этой сумасшедшей, сознававшей, что она не несет ответственности за сказанное, а наоборот, будет поощрена. Такая была тогда ужасная обстановка».

Еще раз напомню, что воспоминания Н.С. Хрущева появились у нас через много лет после того, как вышли в свет за рубежом, и мне интересно сейчас сопоставить оба текста из присланной страницы английского издания и из книги, вышедшей в Москве. В целом они совпадают, хотя можно обнаружить отдельные малосущественные несовпадения. В различных периодических печатных изданиях представлены другие, не вполне идентичные версии этой, хотя и давней, но столь примечательной истории. Есть расхождения и в том, где происходило описываемое собрание. Но главное в этой истории сохранено. И для читателя очевидно, что молниеносная реакция, природное остроумие, а главное, гражданское мужество, присущие Льву Ивановичу еще в молодые годы, спасли его от большой беды.

Напомню еще о двух других историях, относящихся к началу пятидесятых годов, малоизвестных читателю. Знаю о них из доверительных рассказов самого Льва Ивановича.

История первая. В бытность его министром здравоохранения Украины, а точнее, в начале пятидесятых годов, он был вызван одним из секретарей ЦК Компартии Украины, как тогда выражались, «на ковер». Это означало, что предстоит подвергнуться начальственному гневу, суровой партийной критике и разносу. Чтобы было понятно, о чем пойдет речь, следует прояснить событие, этому предшествовавшее. Среди хирургов, работавших в то время в Киеве, весьма одиозной фигурой являлся профессор Д., пребывавший в послевоенные годы в ореоле славы партизанского врача. К тому же, профессор состоял в родстве с известным классиком украинского кинематографа. Хирургом он был, мягко выражаясь, слабым. Отсюда и высокая смертность больных после его операционных вмешательств. Но это еще не все. Чтобы скрыть свои ошибки в постановке прижизненного диагноза, в истории болезни умерших после операций им вносились «коррективы», при этом на основе патологоанатомических вскрытий. Иными словами, известный в Киеве хирург встал на путь подлогов, в чем вскоре и был уличен. Реакция Льва Ивановича как министра была однозначной и принципиальной. В изданном специальном приказе поступку хирурга была дана соответствующая оценка, и он был отстранен от проведения операций. Для окончательного решения его дальнейшей судьбы была создана комиссия, в состав которой вошли авторитетные специалисты.

Рассказанное выше и явилось поводом для вызова Льва Ивановича к упомянутому секретарю ЦК, который, не вдаваясь в суть дела, и не вняв доводам министра, заявил примерно следующее: «Вы дискредитируете светило нашей отечественной хирургии, выдающегося медика. Разве Вам неизвестно, что он открыл гангрену?» Вот это заявление переполнило чашу терпения Льва Ивановича. Ясно отдавая себе отчет в том, что может затем произойти, он без обиняков сказал то, что думал: «Позор! Как Вы, облеченный высшей партийной властью, можете меня – врача и министра – поучать подобным образом. Даже студенты знают, что о гангрене известно давно, и открыли ее наши предшественники, а уж никак не ваш подопечный. Знакомо ли вам имя выдающегося хирурга Николая Пирогова, занимавшегося проблемой гангрены? Надо было бы вам это знать». Затем, не завершив разговора с хозяином кабинета и в порыве гнева, не попрощавшись, Лев Иванович покинул партийные хоромы на Банковой.

История имела свое продолжение. Когда строптивого министра, к тому же воспротивившегося акциям, связанным с «делом врачей», сместили, то именно этот секретарь ЦК – тогда главный идеолог Компартии Украины – приложил к смещению министра свою руку. Вот такой короткий, но поучительный эпизод в назидание руководителям здравоохранения, увы, далеко не всегда принципиальным и нетерпимым к проявлениям некомпетентности и даже невежества высокого начальства.

История вторая. Не везло Льву Ивановичу на отношения с партийными боссами. Позже, уже в бытность его директором Всесоюзного научно-исследовательского института гигиены и токсикологии пестицидов, полимеров и пластических масс, он был вызван опять-таки в ЦК Компартии Украины, где в высоком кабинете ему недвусмысленно было сказано, что среди подготовленных им учеников-диссертантов непозволительно много лиц «некоренной национальности». В пятидесятые годы термин этот в партийном и государственном лексиконе был весьма популярен, и вопрос, поднятый в разговоре с крупным партийным руководителем, имел определенный подтекст. Вместо ожидаемых оправданий и заверений в том, что «подобное не повторится», в стенах этого грозного учреждения прозвучала категоричная отповедь Льва Ивановича: «Мой руководитель, в тридцатые годы – нарком здравоохранения, а в прошлом – старый большевик из политкаторжан, воспитал меня интернационалистом. Поэтому единственным критерием, по которому я оцениваю своих учеников, является преданность их своей стране и науке, способность справляться с порученным делом и, конечно, человеческая порядочность». Что можно было на это возразить?! Отношение ко Льву Ивановичу среди функционеров ЦК приобрело, увы, еще более настороженный характер. А само его разъяснение не вызвало, мягко говоря, ни понимания, ни, тем более, одобрения. Постараюсь по памяти восстановить фамилии тех учеников Льва Ивановича, которые, наверняка, фигурировали в том давнем разговоре. Вот неполный перечень молодых исследователей, под его началом успешно защитивших диссертации на соискание ученой степени доктора и кандидата наук: Ю. Кундиев, Ю. Каган, Е. Спыну, Е. Буркацкая, Т. Паньшина, Е. Антонович, В. Станкевич, К. Станкевич, Г. Войтенко, М. Гжегоцкий (Украина), С. Геворкян (Армения), В. Вашакидзе (Грузия), А. Якубов (Таджикистан), Г. Рудь (Молдавия), Ф. Лазутка (Литва), Ш. Атабаев, Т. Искандаров (Узбекистан). Перечень далеко не полный... Все они составили известную в стране научную школу гигиенистов и токсикологов, о которой заинтересованный читатель может много примечательного узнать в очерках и статьях о Льве Ивановиче, а также из книги «Л.И. Медведь», вышедшей в серии «Выдающиеся деятели медицины» (Москва, 1991).

Эта научная школа продолжает свою деятельность в последние десятилетия особенно активно. Многие исследователи, успешно сотрудничающие в ее рамках и поныне, – прямые наследники научного творчества своего Учителя, благословившего их на стезю профилактической медицины. Все они, будучи еще совсем молодыми, делали первые свои шаги в науке в уникальном исследовательском институте, созданном Львом Ивановичем. На последующих страницах этой книги читатель встретит их имена под словами благодарности и трепетной памяти, обращенными к своему научному наставнику. И это лишь малая их толика. Назову некоторых из плеяды работающих в нынешнем ЭКОТОКСе и поделившихся здесь своими воспоминаниями. Это Ю. Кучак, В. Чмиль, Н. Кокшарева, Н. Дышеневич, С. Светлый, В. Закордонец, В. Герасимова, Л. Сененко. Повторюсь: это лишь небольшая часть тех, кто продолжает сегодня развивать традиции и наследие научной школы академика Медведя.

Во главе alma mater: военные и послевоенные годы

Когда захожу в конференц-зал на второй этаж старого институтского здания по бульвару Шевченко, 13, то, как и многие мои друзья и коллеги, с волнением смотрю на портреты своих учителей – уникальную галерею истории киевской alma mater. Неповторимые лица – Николай Дмитриевич Стражеско, Михаил Сергеевич Спиров, Алексей Петрович Крымов, Макс Моисеевич Губергриц, Андроник Архипович Чайка, Борис Никитович Маньковский... Среди сонма предшественников и наставников особенно близки мне ученые в области профилактической медицины – Петр Иванович Баранник, Лев Васильевич Громашевский, Александр Никитович Марзеев, Сергей Степанович Дьяченко и, конечно, незабвенный Лев Иванович – всеми любимый и почитаемый директор нашего института в те далекие сороковые годы, признанный лидер преподавателей и студенчества. На этих портретах – глаза и улыбки моих близких друзей Владимира Вениаминовича Фролькиса, Андрея Петровича Ромоданова, Константина Ивановича Кульчицкого, Евгения Игнатьевича Гончарука. Но невольно я вспоминаю другой коллективный портрет, воссоздающий черты славных людей в 160-летней летописи родного вуза. Среди них – Михаил Булгаков, гениальный писатель и лекарь с отличием, Валентин Войно-Ясенецкий, выдающийся хирург и одновременно архиепископ. Эту картину можно увидеть в музее медицинского университета. И словно слышишь слова Михаила Булгакова: «Город прекрасный, город счастливый». Вот таким, хотя вокруг были руины, предстал перед нашими глазами любимый Киев в начале 1944-го, вскоре после освобождения от фашистских захватчиков. Киев, Киев, как мечтали мы о нем в холодном буранном Челябинске в трудные дни для Украины, когда сводки фронтов были горьки и неутешительны. Нам виделись его улицы, липы и каштаны, Днепр. Эту ностальгию выразил рано ушедший поэт-фронтовик Семен Гудзенко, которого я знал еще в юношестве, когда мы встречались на любимой Тарасовской – улице нашего детства:

Я родился в этом городе, рос. 
Мне не надо в этом городе роз, 
Мне не надо в этом городе дач, 
Мне не надо здесь удач и неудач. 
Тишины бы мне каштановой и весны, 
Я бы начал юность заново, пусть с войны...

Для сотен моих товарищей по институту, как и для меня, тот горестный конец июня, а затем и последующие месяцы складывались тревожно. Дни и ночи те, кого по возрасту не взяли в армию, рыли окопы и строили укрепления вокруг города. Бригады, в одну из которых входил и я, были брошены на берег Ирпеня. В целом на этих сооружениях уже 29 июня работало 1200 студентов-медиков, а спустя два дня – 2000. 11 июля развернулись бои на этих рубежах. Враг не прорвался, и все же каждый понимал – угроза будет нарастать. После Победы оставшиеся в живых участники этой эпопеи были награждены медалью «За оборону Киева». Но тогда никто не знал, что принесет завтрашний день.

В середине июля под руководством Льва Ивановича началась эвакуация объединенных 1-го и 2-го медицинских институтов в Харьков, где 15 августа возобновились занятия. Они длились всего несколько недель. Положение на фронтах ухудшалось, и началось второе отступление в далекий Челябинск. Добирались мы туда долго, не все попали в институтский эшелон. Но так или иначе, Киевский медицинский оказался в этом городе. Северная осень охватывала холодом, все были в летней одежонке. Темные незнакомые улицы, суровый ритм военного времени. 15 октября мы вновь приступили к занятиям. Нас было 242 человека. Работал единый факультет, готовивший врачей для фронта. Общежитие выделили в отдаленном рабочем поселке ЧеГРЭС. На лекции добирались в основном пешком. Особенно остро встал тогда вопрос утепления студентов и преподавателей, предупреждения простудных заболеваний. Мы как бы попали в зиму, минуя украинскую осень. И вдруг Лев Иванович добыл большую партию ватина. В короткие сроки девушки пошили из него телогрейки, а потом и бурки, ведь валенки были пределом мечтаний. Так мы и щеголяли, явно повеселевшие. Но нужны были и зимние шапки. Студенческому профкому, а его председателем был избран я, шапки предоставили из фондов города. Упорные многочасовые занятия до глубокой ночи и непрерывные мобилизации – на стройки оборонных заводов, уборку урожая, расчистку железнодорожного полотна в метельные дни и ночи, чтобы на Запад прошли эшелоны с танками. И в череде этих тяжелых и тревожных будней, повседневных учебных занятий, овладения нелегкой врачебной профессией мы всегда ощущали присутствие Льва Ивановича, его теплоту и заботу.

Прошел 1942-й. Неимоверное напряжение тыла не прошло даром – постепенно страна двигалась к перевесу в военной технике над моторизированными армадами врага. После разгрома армии Паулюса под Сталинградом победный дух Родины ощущался ежедневно. И вот наступил день, самый радостный в лихорадочном беге тех дней, – 6 ноября 1943 года, сообщение о том, что Киев освобожден! Ликованию не было предела. И уже в середине ноября в Киев прибыла инициативная группа института во главе со Львом Ивановичем. 23 ноября состоялось первое заседание ученого совета, посвященное первоочередным задачам. Ведь институт был разрушен и разграблен. Сгорело здание университета, где до войны размещались 14 теоретических кафедр, лаборатории и кабинеты мединститута. Основная клиническая база была выведена из строя. За 20 дней были частично восстановлены анатомический и два теоретических корпуса по ул. Пушкинской, 22 и Чкалова, 65, отремонтированы несколько зданий центральной больницы. 13 декабря 1943 года возобновил занятия медицинский институт – первый среди киевских вузов. Стране очень нужны были врачи. На занятиях присутствовал 491 студент. Лекции и практические занятия проводили 23 профессора, 26 доцентов, 46 ассистентов.

В конце декабря был произведен набор абитуриентов во вновь работающий КМИ на первые курсы четырех факультетов: лечебного, педиатрического, санитарно-гигиенического, стоматологического. На 1 января 1944 года в институте обучалось 822 студента. А в июле-августе в Киев прибыл из Челябинска основной контингент студентов и преподавателей. В этой группе был и я.

Студенты поселились в общежитии «Кубуч» по улице Жертв Революции (потом Героев Революции, а ныне Трехсвятительской). Но прожил я здесь лишь несколько дней, так как с мандатом Льва Ивановича был командирован в Магнитогорск с заданием получить и отгрузить четыреста металлических кроватей для общежития. Кровати были отправлены в Киев. В решении этого вопроса очень помогла копия правительственной телеграммы из Москвы в Челябинск за подписью Сталина, в которой выражалась благодарность коллективу медицинского института за сбор средств на строительство самолета для фронта. Среди адресатов значилась и моя фамилия как председателя студенческого профкома.

В 1944 году институт с опозданием на три года отметил 100-летний юбилей, и именно его празднование осветило и следующие круглые даты – 150- и 160-летие. Удивительно, но мне посчастливилось участвовать во всех торжествах, приуроченных к этим знаменательным датам. В связи со 100-летием Киевский медицинский институт был награжден орденом Трудового Красного Знамени. 25 декабря в Киевском театре оперы и балета им. Т.Г. Шевченко состоялось торжественное заседание юбилейного комитета с участием студентов, преподавателей и общественности. Помню возбужденную студенческую толпу перед входом в величественное здание театра, радость, смех, шутки. На этом заседании Председатель Президиума Верховного Совета УССР прикрепил к знамени института, которое держал в руках Лев Иванович, этот памятный орден. А 26 декабря в помещении театра им. И. Франко прошла юбилейная научная сессия КМИ. Сияние близкой победы освещало эти события.

В том же 1944 году в самый канун юбилейных торжеств – 21 декабря в «Медицинской газете», центральном печатном органе медицинских работников, выходившем в Москве, опубликована памятная статья директора КМИ «Цитадель культуры», которая была целиком посвящена 100-летию института. Ниже привожу ее сокращенный текст.

«Осенью 1944 года Киевский медицинский институт завершал свой вековой путь. В тяжелое время мы не забыли юбилейной даты, мы только не отметили ее. Страна напрягла все силы в борьбе с фашистскими полчищами. Плечом к плечу с братскими народами Союза сыны и дочери Украины сражались в рядах Красной Армии, партизанских отрядах, мстили врагу, вероломно напавшему на нашу Родину. Выпускники 1941 года в полном составе ушли на фронт. А 1700 студентов в пешем строю двинулись по дорогам Украины на восток, бережно охраняя ценнейшее имущество института. Из Киева в Харьков, оттуда в Челябинск. Там, на Урале, институт развернул свою работу. Напряженная учеба не прекращалась. Одновременно организовали медицинское обслуживание рабочих оборонных предприятий Южного Урала, металлургического Магнитогорска и Златоуста. Знаменательную дату – столетие института – мы тогда так и не отпраздновали. Мы запомнили ее сердцем. И верили – наступит час, враг будет уничтожен, и мы снова увидим наш родной Киев. Правительство Украинской республики решило отметить юбилей института 25 декабря 1944 года. С волнением приняли мы эту радостную весть. Столетие – большой срок, длинная дорога. История института – частица истории культуры нашей страны. Высшей медицинской школе в древнем Киеве суждено было сыграть огромную роль в развитии отечественной науки. С первых же дней она встала на охрану народного здоровья. Особенно велико ее значение в создании украинского центра медицинской культуры и образования. Под идейным руководством Н.И. Пирогова, при активной помощи В.А. Караваева на факультете растут ученые с мировым именем: В.А. Бец и Н.И. Перемежко, В.П. Подвысоцкий и Д.К. Заболотный, В.К. Высокович и А.В. Леонтович. Школы таких корифеев науки, как В.П. Образцов и Ф.Г. Яновский, воспитали крупных клиницистов – Стражеско, Губергрица, Крымова, Ищенко, Татаринова, Чаговца, Кронтовского, Смирнову-Замкову, Спирова, уверенно занявших ведущие места в славной плеяде выдающихся деятелей советской и мировой медицины. За период своего существования институт подготовил 18 тысяч 924 врача; тысячи профессоров, питомцев института, руководили и руководят кафедрами в городах нашего Союза. В течение 76 лет – с 1841 по 1917 год – институт подготовил 7036 врачей, подавляющее большинство, – это врачи новой формации. За время Отечественной войны, несмотря на все трудности, порожденные эвакуацией, число выпускников достигло 3067 человек. Ни на один час не прекращалась научная деятельность. 300 исследовательских работ подготовили врачи института за тот же срок. Большинство этих трудов посвящено актуальным вопросам военно-полевой хирургии, профилактике инфекционных заболеваний, медико-санитарного обслуживания рабочих оборонных предприятий. Жива и активна наша связь с фронтами. Не менее 5 тысяч воспитанников института – в рядах Красной армии, действовали они и в партизанских отрядах, более 1500 врачей-героев награждены орденами и медалями Союза. Страшная картина предстала перед глазами преподавателей и студентов, когда они вернулись в Киев! Фашистские вандалы предали огню и разграблению наш институт. В огне пожаров погибли здания и оборудование теоретических кафедр. Взорваны акушерская, ушная и глазная клиники. Нет больше прекрасной институтской библиотеки с ее 300 тысячами томов книг. Уничтожено девять больших аудиторий. Из четырех студенческих общежитий два превращены в руины. Немецкие бандиты снесли все крыши уцелевших зданий, разрушили в них отопительную и водопроводную системы, вынули даже оконные рамы. Они хотели навсегда вывести из строя одно из старейших высших учебных заведений страны. Не удался их черный замысел! Ровно через 5 недель после освобождения Киева в институте уже шли полноценные занятия. Учащиеся и преподаватели с огромным энтузиазмом взялись за восстановительные работы. Овладение строительной профессией было для студента таким же почетным делом, как отличная сдача очередного экзамена. Никогда еще не было так людно в стенах нашего вуза – 3400 студентов заняли свои места в аудиториях. Кипит научная деятельность. В 1944 году закончено 60 научных работ. В ближайшие годы будут выстроены новый морфологический корпус и клиники на 2000 коек. С огромным энтузиазмом ведут занятия убеленные сединами профессора, с подлинным увлечением учится молодежь. В годы тягчайших испытаний страны столетний Киевской медицинский институт нашел свое место в рядах защитников Родины, в рядах поборников культуры и науки».

Какой удивительный, лаконичный и в то же время объемный портрет родного института, мастерски обрисованный незабываемым Львом Ивановичем. Быть может, именно в его честь – главы нашей alma mater суровых военных и послевоенных лет – должен стоять бюст перед нынешними учебными корпусами на проспекте Победы!

Память – это история

Перечитав еще раз эти и другие давние публикации Льва Ивановича о родном Киевском мединституте, не могу не напомнить читателю слова, предварявшие юбилейное издание «150 лет Киевскому медицинскому институту». Приведу эту стихотворную строфу полностью:

Текут в реке истории года
Смывая все, что суетно и бренно
Но alma mater неприкосновенно
Святые имена хранит всегда.

Смотрю на фотографии в альбомах трех послевоенных выпусков и вновь мыслями возвращаюсь в Киев и Челябинск, где на протяжении пяти лет, мы, будучи студентами, общались со своими учителями. В личном архиве Льва Ивановича есть старая папка, на которой значится цифра 100. В ней собраны свидетельства упомянутых выше юбилейных торжеств – газеты, журналы, программы заседаний и научной сессии, а также памятные фотографии. Одна, репродукцию которой можно увидеть в этой книге, особо впечатляет – на ней запечатлены корифеи украинской медицинской науки, работавшие в институте. Глядя на этот снимок, ощущаешь дыхание тех знаменательных дней, когда отмечалось с опозданием на три военных года столетие КМИ. На снимке рядом со Львом Ивановичем легендарные наши ученые-медики Николай Дмитриевич Стражеско, Макс Моисеевич Губергриц, Федор Аристархович Удинцев, Борис Никитич Маньковский, Алексей Петрович Крымов, Николай Иванович Ищенко, Александр Юдимович Лурье, Евгений Александрович Татаринов, Михаил Сергеевич Спиров, Евгений Иванович Чайка. Вековой юбилей прославленного вуза.

Его неутомимому директору нет еще и сорока. Еще впереди расцвет присущих ему качеств талантливого организатора и ученого, впереди и впечатляющие вехи насыщенных творческих свершений, многообразие общественных и государственных дел, хронология которых представлена в заключительной части этой книги под названием «Основные даты жизни и деятельности». Строгое название, за которым информация о назначениях и работе. Но за сухими сведениями четко просматривается широта интересов, разнообразие исследовательской, общественной и государственной деятельности, масштабы достигнутого. Это – прошлое Льва Ивановича, как и его современников, прошлое впечатляющее и выстраданное.

В недавно прочитанных мемуарах известного публициста Натальи Ивановой меня привлекла мысль о нынешнем отношении многих к прошлому. Автор справедливо говорит о том, что легче всего сегодня быть судьей минувшего: «кто только сейчас не желает быть таким судьей». Между тем, «все мы его участники – даже те, кто не участвовал». И далее Н. Иванова пишет: «Моя цель другая – постараться реконструировать время и понять его воздействие на судьбу... Потому что все это, как говорил мальчик из трифоновского «Дома на набережной», «важно для истории. Действительно важно». Доверительно признаюсь – для меня, как, уверен, и для других авторов этой книги, дороги воспоминания о минувшем. Ведь нельзя не ценить свидетельства по-разному прожитых времен – и светлые, и связанные с событиями тягостными и драматичными. Обо всем этом каждый из нас думал, когда делился своими воспоминаниями о Льве Ивановиче.

А еще мы обратились к словам совестливого писателя Анатолия Рыбакова, близким тому настрою, который ощущали, когда писали эти воспоминания. Вот эти слова: «... За моей спиной уже длинный ряд могил моих родных, близких, друзей моего детства, юности, с кем учился, с кем вместе воевал, с кем дружил – все это живое, кипучее, полное надежд, все это позади, этого уже нет и никогда не будет. Но их судьба – это история страны... Надо думать о живых – это безусловно, но забыть ушедших из жизни мы не можем. Они не воскреснут, они продолжают жить только в нашей памяти, и отказывать им в этом, лишить их этого мы не можем».

Взволнованные точные слова о памяти во всех ее проявлениях. Она – и в тускнеющей бронзе барельефов, и в старых выцветших фотографиях, и в любительских и хроникальных кадрах кинолент, и в очерках, подобных тем, что составили содержание этой книги, посвященной светлой памяти Льва Ивановича Медведя. Вспоминая его неповторимый облик и его благородные деяния, повторим вслед за мудрым Френсисом Бэконом: «Память – это история». Только добавим: «И наша с вами, хотя не такая уж давняя, но все же НАША история...».

Будем же помнить и чтить память о предшественниках и нашем прошлом, которое всегда с нами. Ведь «времена не выбирают, в них живут и умирают».

* Никита Хрущев. Воспоминания. Серия «Мой ХХ век». – Москва: Вагриус, 1997. – С. 39-40

** Здесь автор допустил ошибку, так как Лев Иванович никогда в Министерстве иностранных дел не работал, хотя одно время действительно предполагался его переход на работу туда.

*** Здесь также неточность. В тот период Лев Иванович работал заместителем наркома здравоохранения Украины в Киеве.